Седьмое заседание 28 ноября 2001 года. «Международный терроризм»

Тема: «Международный терроризм»

Присутствуют:

Члены Русского интеллектуального клуба:

Приглашенные:

1. Петрищев Виктор Евгеньевич — доктор юридических наук, профессор, член Экспертного совета Государственной Думы РФ по безопасности.

2. Мейер Михаил Серафимович — доктор исторических наук, профессор, директор Института стран Азии и Африки МГУ им. М. В. Ломоносова.

3. Рыбаков Ростислав Борисович — доктор исторических наук,
профессор, директор Института востоковедения РАН.

4. Шершнев Леонид Иванович — президент Фонда национальной и международной безопасности, главный редактор журнала «Безопасность».

5. Захаров Алексей Валерьевич — заместитель начальника отдела Департамента по защите конституционного строя и борьбе с терроризмом Федеральной службы безопасности (ФСБ) России.

6. Мещанкин Илья Викторович — сотрудник службы по защите конституционного строя и борьбе с терроризмом Управления ФСБ по Москве и Московской области.

7. Зернов Игорь Николаевич — сотрудник отдела Департамента по защите конституционного строя и борьбе с терроризмом ФСБ России.

8. Хлобустов Олег Максимович — эксперт Фонда национальной и международной безопасности, профессор Академии ФСБ РФ.

9. Попов Виталий Иванович — доктор юридических наук, профессор, начальник Московского института МВД России.

10. Овчинский Анатолий Семенович — доктор технических наук, начальник факультета информационных технологий Московского института МВД России.

11. Дворянкин Сергей Владимирович — доктор технических наук, начальник научного отдела факультета информационных технологий Московского института МВД России.

12. Постольник Виктор Алексеевич — заместитель начальника кафедры административного права Московского института МВД России.

Стенограмма заседания

А. А. Зиновьев

Заседание Русского интеллектуального клуба объявляется открытым.

Повестка дня:

1. Избрание новых членов Русского интеллектуального клуба.

2. Обсуждение темы «Международный терроризм». Сообщения: А. А. Зиновьев. «Сущность идеологии антитерроризма». И. М. Ильинский. «О понятиях «международный террор» и «международный терроризм». В. Е. Петрищев. «Терроризм в свете новых угроз». Далее будет дискуссия, для участия в которой приглашены специалисты. Список у вас на руках.

Первый вопрос повестки дня — избрание новых членов Русского интеллектуального клуба.

Первый кандидат на избрание — Журавлев Юрий Иванович, доктор физико-математических наук, профессор, действительный член Российской Академии наук (РАН), Российской Академии естественных наук, член Испанской королевской академии, директор Института кибернетики РАН, заместитель директора по научной работе Вычислительного центра РАН. Председатель Научного совета по комплексной проблеме «Кибернетика» при Президиуме РАН, член бюро Отделения информатики, вычислительной техники и автоматизации РАН. Зав. кафедрой факультета вычислительной математики и кибернетики МГУ им. М. В. Ломоносова. Автор множества научных трудов. Главные направления научной деятельности: математическая кибернетика, алгебра, математическая логика, исследование операций. Лауреат Ленинской премии в области науки.

И. М. Ильинский

Основные должности и звания Журавлева Юрия Ивановича перечислены. Я хочу кое-что добавить. Знаю Юрия Ивановича более тридцати лет. Это человек, который в 26 лет стал доктором наук, в 28 — лауреатом Ленинской премии. Был инициатором создания и первым председателем Совета молодых ученых и специалистов при ЦК комсомола, вел огромную (без всякого преувеличения) организаторскую работу по развитию научного творчества молодежи в масштабах бывшего СССР. Был и является одним из светлых умов и выдающихся ученых России. Только что вышли из печати его «Избранные труды». Думаю, что такая фигура будет большим приобретением для нашего Клуба. Кстати, жена Юрия Ивановича — Елена Семеновна Журавлева, уже много лет преподает в нашем вузе; она доктор наук, профессор. Юрий Иванович работает в МГСА на условиях совместительства: недавно в структуре нашей Академии мы создали Центр информационных технологий Ю. И. Журавлева.

А. А. Зиновьев

Иметь такого члена в составе нашего Клуба — это большая честь. Будем считать принятым? Возражений нет. Поздравляем, Юрий Иванович: Вы — член нашего Клуба.

Ю. И. Журавлев

Благодарю за честь.

А. А. Зиновьев

Вторая кандидатура — Прусак Михаил Михайлович.

И. М. Ильинский

Я уже давно по этому поводу разговаривал с Михаилом Михайловичем, ибо достаточно хорошо его знаю. Он — выпускник Высшей комсомольской школы, на протяжении вот уже десяти лет ежегодно по два-три раза бывает в нашем вузе, выступает перед студентами.

Последний раз выступал на Открытой кафедре весной этого года. Тогда же мы избрали его Почетным профессором нашей Академии. Он — доктор экономических наук, губернатор Новгородской области, широко известен в стране. В политике уже около 10 лет, хотя еще весьма молод — ему сорок лет. Трезво и новаторски мыслящий, умный человек, реалист. В справке для членов Клуба о нем все сказано. Я разговаривал с ним по телефону три недели назад. Он вновь подтвердил свое согласие войти в состав Клуба. Мы ему послали факс. Позавчера я разговаривал с его секретариатом, мне сказали, что он отбыл в Москву, но мне не звонил и его пока с нами нет. В данном случае я не знаю, как нам поступить. Давайте посоветуемся.

И. А. Михайлов

Есть предложение отложить.

А. А. Зиновьев

Пока отложим.

Следующая кандидатура — Серебрянников Владимир Васильевич.

И. М. Ильинский

Владимир Васильевич тоже отсутствует. Но здесь ситуация несколько иная. Владимира Васильевича мы все знаем: он выступал с сообщением на прошлом заседании Клуба. Примерно месяц назад мы с ним договорились обо всем. Он рад быть в составе Клуба. Но появилась льготная путевка, и с 24 ноября Владимир Васильевич уехал в отпуск. Перед отъездом он позвонил мне и просил, если возможно, рассмотреть вопрос заочно. Сказал, что будет с удовольствием работать. Я передаю его просьбу и высказываюсь в пользу такого решения.

А. А. Зиновьев

Сомнений быть не может.

И. М. Ильинский

Я зачитаю несколько строк из справки о Серебрянникове Владимире Васильевиче: доктор философских наук, профессор, академик Международной академии информации. Заслуженный деятель науки РФ. Генерал-лейтенант авиации (в отставке). Заместитель руководителя Центра социологии национальной безопасности Института социально-политических исследований РАН. Председатель военной секции Российской ассоциации политической науки (РАПН), ведущий эксперт Военно-научного общества «Безопасность Отечества». Области специализации: военная политология, социология войны, теория безопасности, теория власти. Его книги «Войны России», «Социология войны» широко известны. Это один из ведущих теоретиков военного дела в России.

А. А. Зиновьев

Возражений нет? Нет. Принят.

Далее. Фурсов Андрей Ильич — кандидат исторических наук, директор Института русской истории Российского государственного гуманитарного университета, зав. отделом Азии и Африки ИНИОН РАН. Специалист по истории России нового времени. Занимается проблемами методологии социально-исторических исследований, теории общественного развития. Андрей Ильич — это один, на мой взгляд, из светлых умов сегодняшней России. Принимать в Клуб людей молодых будет в высшей степени полезно. Автор ряда работ. Он также участвовал в работе нашего Клуба. Какие будут соображения? Есть предложение принять. Все согласны. Спасибо.

Повестка дня первой части исчерпана.

И. М. Ильинский

Я хочу кое-что сказать по второй части заседания, которую мы назначили на 10.30. Для участия в дискуссии приглашены:

• Петрищев Виктор Евгеньевич, доктор юридических наук, член Экспертного совета Госдумы РФ по безопасности. Действующий полковник Федеральной службы безопасности.
• Мейер Михаил Серафимович, доктор исторических наук, профессор, директор Института стран Азии и Африки.
• Рыбаков Ростислав Борисович, доктор исторических наук, профессор, директор Института востоковедения РАН.
• Попов Виталий Иванович, доктор юридических наук, профессор, начальник Московского института МВД России. И с ним целая бригада: доктора наук, профессора, которые занимаются проблемами терроризма и организованной преступности. Список этих лиц у всех на руках.
• Шершнев Леонид Иванович, президент Фонда национальной и международной безопасности, главный редактор журнала «Безопасность». Вы его знаете, он уже дважды участвовал в наших заседаниях.
• Захаров Алексей Валерьевич — заместитель начальника отдела Департамента по защите конституционного строя и борьбе с терроризмом ФСБ России. И еще три человека из ФСБ: один — из Центрального и два человека из Московского управления. Список также есть у вас.

Хочу пояснить, почему я позвал работников ФСБ. По-моему, очень важно, чтобы в наших дискуссиях участвовали практики. Я с ними на днях встречался. Они приезжали в Академию, и мы два с лишним часа разговаривали с ними о терроризме. Очень интересные люди.

Захаров Алексей Валерьевич, например, участник событий 1991 года в Вильнюсе. Он рассказывал, как они встретились там с работниками ЦРУ, которые организовывали все эти события. И о том, как потом встретился с теми же работниками ЦРУ в Чечне, в 1994 году... Я надеюсь, что он расскажет обо всем этом и других вещах.

Мне хочется, чтобы мы сегодня поговорили обстоятельно. Затем, через месяц-полтора, мы выпустим книгу по итогам дискуссии. Кстати, вскоре выйдет книга с материалами двух предыдущих заседаний клуба: «Самосохранение русского народа» и «Новая эпоха — новые войны».

А. А. Зиновьев (после перерыва)

Уважаемые коллеги! Заседание Клуба, посвященное проблеме международного терроризма, будем считать продолженным.

У нас на повестке дня в первой половине три сообщения и затем дискуссия, в которой примут участие присутствующие. Затем сделаем перерыв, и после перерыва дискуссия продолжится. Возражений нет? Нет.

Прежде всего я хочу сказать несколько слов на эту тему.

В проблеме международного терроризма, как в фокусе, концентрируются все основные проблемы современности. Рассматривать ее изолированно от прочих проблем в принципе невозможно, тогда она сведется к общему разговору морально-юридического порядка. В интеллектуальной жизни в нашей стране и на планете как раз такой подход к проблеме полностью игнорируется.

Проблему терроризма вырывают из контекста мировых событий и других проблем современности и рассматривают ее в таком плане, что даже самые простые и, казалось бы, очевидные вещи запутываются, и, думаю, что запутываются не случайно, не по неведению, а специально, чтобы скрыть социальную сущность этой проблемы.

В моем выступлении рассмотреть социальную сущность полностью я, конечно, не смогу. Остановлюсь только на таком ее аспекте, который я считаю главным.

Я считаю, что проблема мирового терроризма есть часть более общей и, на мой взгляд, главной проблемы современности — проблемы мировой войны, которая, на мой взгляд, уже идет, прошла несколько этапов и сейчас вступает в новый этап.

Сразу по окончании Второй мировой войны началась борьба западных стран, интегрирующихся в единое глобальное сверхобщество во главе с США (западнистское сверхобщество), против Советского Союза и советского блока. Эта борьба получила название холодной войны. Она имела первоначальной целью противостояние растущей мощи и растущему мировому влиянию Советского Союза. Постепенно борьба переросла в войну нового типа, причем в войну мировую. Ее оформлением явилась идеология, согласно которой мировой коммунизм стал угрозой существованию западной части человечества, — идеология антикоммунизма. Советский Союз был объявлен империей зла.

Холодная война стала первым этапом мировой войны. Окончание ее стало не окончанием войны вообще, а переходом в новую стадию — стадию «теплой войны». На этой стадии к средствам холодной войны присоединились новые — диверсионные операции огромного масштаба и средства «горячей» войны. Результатом этих стадий мировой войны стал разгром советского блока, Советского Союза и советской (коммунистической) социальной организации в странах бывшего Советского Союза, включая Россию, а также формирование постсоветской социальной организации в России. Мировая война переросла в стадию войны западнистского сверхобщества во главе с США за мировую гегемонию, за покорение всего человечества. Это война не за передел мира, как иногда приходится слышать, а именно за покорение всего мира — глобальная конкиста. Это — новая конкиста в истории Запада, но теперь объектом завоевания стала вся планета. И инициатива исходит не из Старого, а из Нового Света.

Первая попытка перейти от стадии холодной и «теплой» войны к стадии «горячей» была предпринята со стороны США и стран НАТО в войне против Сербии. Но в ней для решительного шага в этом направлении не хватало ясной и действенной идеологии. Идеология антикоммунизма после разгрома Советского Союза и советского коммунизма утратила былую силу. США и страны НАТО поддерживали мусульман в их борьбе против славян-христиан. Тенденция разжечь русофобию и антиславянизм оказалась слишком слабой и вообще потеряла смысл после капитуляции Сербии. Не было всеобщего энтузиазма населения США и их союзников. Не было явного одобрения со стороны прочей части человечества.

Перелом произошел после террористических актов 11 сентября в США. Он заключается в том, что появились все факторы, необходимые для решительного шага для перевода мировой войны в стадию «горячей». Молниеносно оформилась идеология, утверждающая существование мирового организованного терроризма («террористического интернационала»), якобы объявившего войну мировой цивилизации, олицетворяемой США, — идеология угрозы мирового терроризма или антитерроризма. Не нашлось никого, кто подверг бы сомнению эту идеологию, не говоря уж о ее критике.

В рассматриваемой идеологии терроризм изображается как нечто одинаковое для всех времен и народов (как терроризм вообще) и как социально беспричинное абсолютное зло, перед лицом которого должно объединиться все человечество. Якобы просто появляются неполноценные существа, биологические недочеловеки. Американские «ученые» ищут основания терроризма в комбинациях генов.

Но терроризм, как его изображают в идеологии, и терроризм в реальности — не одно и то же. В реальности терроризм не есть нечто социально беспричинное или нечто коренящееся в дефектах биологической природы людей. Это явление прежде всего социальное, имеющее корни в условиях социального бытия людей, и лишь во вторую очередь это есть использование средств, осуждаемых морально и юридически.

Оценивают явления терроризма различные категории людей в различных условиях различно. Называли же улицы советских городов именами цареубийц. Считают же героями тех, кто пытался убить Гитлера. Сейчас не говорят о том, что ЦРУ готовило множество покушений на Кастро. Если бы они удались, осуществившие его американцы получили бы награды и вошли бы в историю США как герои.

Терроризм не есть нечто одинаковое для всех времен и народов. Одно дело — терроризм в царской России, другое дело — в России постсоветской. Одно дело — терроризм граждан США внутри США, другое дело — терроризм арабов против США. Одно дело — терроризм палестинцев против израильтян, другое дело — терроризм израильтян против палестинцев. Одно дело — терроризм уголовный, другое дело — терроризм политический и т. д. Социальная сущность их всех различна. Социальная сущность терроризма, объектом которого стала постсоветская Россия, качественно отличается от социальной сущности терроризма, объектом которого стали США. И в России, и в США взрывались дома и погибали «невинные» люди. Но происходило это по разным причинам.

В постсоветской России терроризм возник как следствие «холодной» войны, в которой Запад в качестве одного из средств использовал разжигание национальной розни и антирусских умонастроений у разных народов Советского Союза, как следствие антикоммунистического переворота в горбачевско-ельцинские годы и как непосредственный результат деятельности постсоветской высшей власти. Он имел источник внутри России (в Чечне), но при этом он активно поддерживался из-за рубежа. На Западе стремление России защититься от него осуждалось как нарушение прав человека.

Иной является социальная характеристика терроризма в США и в отношении США. Здесь надо различать терроризм, имеющий источники внутри самих США, и терроризм, имеющий источники вне США. В первом случае он имеет уголовный характер или направлен против социального строя самих США (взрыв в Оклахоме, «унибом-бер», распространение сибирской язвы). А как внешнее явление он есть порождение той мировой войны, которую США и страны НАТО ведут за свое господство над всем человечеством и которую западные и прозападные российские идеологи называют словом «глобализация». Этот антиамериканский терроризм есть ответная реакция народов и стран, являющихся жертвами глобализации, т. е. жертвами американской и натовской агрессии. «Чечней» для США являются народы и страны планеты вне США, как-то сопротивляющиеся активной агрессии со стороны США.

Террористические акты 11 сентября произвели в США такое впечатление, как будто это было грандиозное шоу в стиле и духе голливудских тупоумных боевиков. Наступил идейный и психический подъем, какого не было даже в годы Второй мировой войны. Наступило состояние не столько скорби по погибшим, сколько ликования по поводу предстоящего «возмездия». Наступило состояние, сходное с тем, какое имело место в Германии накануне Второй мировой войны. Жажда войны, причем априори победоносной. Наконец-то появился мощный и неоспоримый повод пустить в ход военную мощь США. Против кого? Против террористов, якобы опутавших своей преступной сетью всю планету. Вообще против всех, кто хотя бы косо смотрит на США и их мировую миссию якобы защиты мировой цивилизации. Вся мировая агрессия США получила безусловное оправдание подавляющего большинства населения США. Президент США получил карт-бланш на ведение «горячей» войны в любой точке планеты, на любое время и с любыми затратами. Специальные службы США получили узаконенное разрешение расправляться с неугодными личностями за пределами США, т. е. США узаконили свой государственный терроризм. Это был именно терроризм сильного против слабых — одна из характерных черт идущей мировой войны США и стран НАТО за покорение всей планеты.

Немедленно был «назначен» лидер некоего мирового организованного терроризма — бен Ладен. «Назначена» целая страна для разрушения в качестве «возмездия» — Афганистан. «Назначена» и следующая цель для сокрушительных бомбежек — Ирак и его лидер Хусейн, не имеющие отношения к этим терактам и тем более к терактам с сибирской язвой, совершенным очевидным образом самими американскими гражданами. С молниеносной быстротой была мобилизована армия США и переброшена в страны, окружающие Афганистан. И все это — открыто и цинично, на глазах сотен миллионов людей, впавших в состояние глупости, подлости, предательства, трусости, кровожадности и прочих качеств, для которых трудно подобрать адекватные оценочные слова.

США заявили о себе как об олицетворении некой мировой цивилизации, узурпировав статус мирового всевышнего судьи и исполнителя своих же приговоров. Если бы после разгрома гитлеровской Германии, претендовавшей на такую же мировую и эпохальную роль и некоторое время успешно реализовавшей свою маниакальную претензию, кто-то сказал бы, что пройдет не так уж много лет и на планете вновь появится такой же претендент в лице США, причем еще более мощный и с еще более маниакальными замыслами, то такого предсказателя сочли бы сумасшедшим или недоумком. Но это произошло. И трудно поверить, что это имеет место не в голливудском тупоумном боевике, а в реальности.

Отличие сегодняшней ситуации на планете от ситуации в гитлеровские годы состоит в том, что на пути гитлеровской маниакальной агрессии встали, во-первых, коммунистический Советский Союз и, во-вторых, мощное антифашистское движение в западных странах.

Сегодня в мире нет страны или блока стран, способных сыграть в отношении маниакальных претензий и действий США роль, аналогичную той, какую сыграл Советский Союз в отношении фашистской Германии, и в западных странах нет достаточно мощного движения, способного сыграть в отношении американского гегемонизма роль, аналогичную роли антифашизма тридцатых и сороковых годов прошлого века.

Идеология «угрозы мирового терроризма» есть идеология американской мировой агрессии — идеология, оправдывающая и маскирующая практику американского государственного терроризма. Эта идеология временная, лишь на данный этап мировой войны. Ее не хватит для того, чтобы надолго оболванивать и вдохновлять даже самих американцев и их союзников. Что придет ей на смену, когда она утратит свою действенность? Намечается тенденция взяться за антиглобалистов. Когда антиглобализм станет достаточно сильным и обретет антиамериканские очертания, наверняка будет изобретена и идеология «угрозы мирового антиглобализма». С ее благословения сопротивляющиеся глобализации люди, движения, организации и народы станут объектами карательных операций со стороны США и их союзников, как это уже было под другим идеологическим прикрытием с Ираком, Ливией, Сербией, Афганистаном. Все чаще мелькает слово «экстремизм». Наверняка и все явления социального протеста будут обобщены как некий экстремизм вообще (наподобие терроризма вообще, антиглобализма вообще), и расправа с жертвами западнизации и американизации будет оправдываться такой же тупоумной идеологией защиты некой мировой цивилизации от мирового экстремизма. А там, глядишь, Китай и другие азиатские коммунистические страны созреют для роли «мирового зла», и идеология антикоммунизма вновь будет пущена в ход.

Существованию человечества действительно угрожают многие силы. Но носителем и олицетворением главной угрозы являются США в их современном виде. Запад в лице США опозорил себя на всю последующую историю. Он вполне заслуживает ненависти со стороны своих жертв. Думаю, что со временем у лучших представителей населения западных стран наступит прозрение. И они точно также возненавидят тех своих предшественников, которые в наше время направили человечество по пути глобализации, американизации, западнизации. Запад сам породит своих собственных судей — единственный шанс для человечества уцелеть именно в качестве человечества, а не в качестве скопления достойных презрения тварей.

Что касается России, то она уже стала первой жертвой мировой войны, называемой глобализацией. И как бы сейчас Россия ни угождала США и странам НАТО, они не успокоятся до тех пор, пока она не будет окончательно добита. Силы агрессии не имеют в себе сдерживающих начал. Их может остановить только сопротивление внешних им сил.

Спасибо за внимание. Думаю, что вопросы и какие-то замечания будут потом.

Слово имеет Игорь Михайлович Ильинский, ректор Академии.

И. М. Ильинский

На нашем заседании присутствуют три группы людей. Это те, кто профессионально занимается терроризмом в практическом плане; кто профессионально изучает это явление; и мы — члены Русского интеллектуального клуба, которые не относятся ни к первой, ни ко второй группе. Во всяком случае, я никогда не занимался проблемами терроризма специально. Возникает вопрос: зачем же мы тогда беремся обсуждать этот вопрос? Нас можно назвать дилетантами, а на этом основании сказать: не лезьте не в свое дело. На прошлом заседании, когда мы обсуждали проблемы войны, нам намекали на это.

Я думаю, что это глубоко ошибочный подход. Человек с научным складом ума, человек, способный рассуждать научно, — это своего рода «думательная машина», скажем, тот же, только «живой» компьютер, которому, в принципе, не важно, какую информацию в него загружают; он ее все равно обработает: проанализирует, обобщит и т. п.

Конечно, есть проблема количества и качества загружаемой информации... Разве достаточно нам того, что мы услышим сегодня от специалистов? Конечно, нет. Об этом можно сказать заранее. Ибо и им известно далеко не все, а лишь малая часть. Да и нет в мире такого человека или организации, которые владели бы всей полнотой информации о реальном потенциале и состоянии терроризма. Ибо это явление глубоко законспирированное, скрытое, тайное. Что-то знает ЦРУ, что-то ФСБ, что-то спецслужбы других стран. Теперь, после 11 сентября, они обмениваются информацией. Ну и что? Толка от этого не будет. Может быть, кого-то побыстрее поймают, кого-то поскорее убьют. Всё. Сам ход событий не изменится. Ибо останется не раскрытой их сущность, понять которую они не только не могут, но и не хотят: в общем-то все идет, как им надо. Все-таки надо понимать, что это силовые структуры, а не интеллектуальные и не требовать от них больше, чем они должны делать. Ну, а если учесть, что за 9 лет наши спецорганы прошли несколько реорганизаций, что из них выгнали почти всех профессионалов, то никаких иллюзий по поводу того, что там «кто-то» может понять то, чего не в состоянии понять мы, быть не должно.

Информация — еще не знание. Возможности компьютера ограничены, это — машина. Компьютеры могут обрабатывать информацию, но не способны производить полноценное научное знание. Ибо знание — это не только формальная логика, но и эмоции, интуиция, социальные чувства, ценностные ориентации. Компьютер не может философствовать о сущностях. Это функция человека. Но далеко не все люди расположены к долгим и глубоким размышлениям, не все любят и могут философствовать. И даже те, кто считают себя философами, не равны в способностях и талантах. То, что может сделать (и уже сделал) один человек, скажем, президент нашего Клуба Александр Александрович Зиновьев, не по силам десяткам лабораторий, институтов. В том числе и специализированных.

Есть ли в ЦРУ, ФСБ, «Моссаде» и других спецорганах люди типа Зиновьева, то есть способные «переваривать» серьезную информацию и делать верные выводы на самом высоком интеллектуальном уровне? Было время, когда я полагал, что в КГБ, например, они есть. Но после того как руководство СССР вместе с КГБ проиграли холодную войну, «проспали» развал СССР, я навсегда отказался от такого рода мыслей. Увы. Вершины власти — еще не вершины ума. Президенты, премьеры, министры и т. д. и т. п. — все! — это, как правило, самые обычные люди с самыми обычными умами. Более того, часто это заштатные посредственности, которые боятся объемной и сложной информации, если ее надо осмысливать самостоятельно. За них думают советники. А что, в свою очередь, представляют собой эти люди? Как правило, это просто «свои». Личная преданность «наверху» ценится обычно выше, чем интеллект... По отношению к вождям это сплошь и рядом просто-напросто «свои люди», но никак не мыслители.

Более того, аппарат власти выдавливает умных и оригинальных людей из своей среды, руководствуясь стародавним принципом «чем ночь темней, тем ярче звезды». А мир становится все сложней, все дифференцированней, все более трудным для понимания, осознания.

Не будем умалять значение анализа, углубленного понимания отдельных областей действительности, роль специалистов. Но не забудем: чем глубже дифференциация и анализ, тем основательней должны быть синтез, интеграция, обобщение, осмысление происходящего. Тем выше роль людей, способных к такой работе, ибо их по определению мало в любом обществе. Мы взяли на себя труд осмысления нынешней действительности и не должны отказываться от него, какие бы «шпильки» не вставляли нам иногда некоторые «специалисты». Будем помнить афоризм Козьмы Пруткова: «Специалист подобен флюсу — полнота того и другого односторонняя».

Несколько месяцев назад я смотрел на терроризм как обычный обыватель, не особо задумываясь над терминами, понятиями, их соотношением.

Желание более глубоко понять, что же это такое — «международный терроризм», пришло ко мне, когда я наблюдал по телевизору атаку террористов на башни Всемирного торгового центра и здание Пентагона. Это стремление усилилось, когда я, беседуя с работниками и студентами Академии, понял, что они объясняют терроризм только так, как это явление подается по телевизору и в газетах. Тогда я и решил разобраться в нем основательно, написать брошюру. Стал активно читать специальные статьи, книги, размышлять. Предложил А. А. Зиновьеву вынести вопрос о терроризме на наше заседание. Почти три месяца работы привели меня к некоторым выводам, среди которых, на мой взгляд, есть и кое-что новое. Они изложены в брошюре «О терроре и терроризме», которую только что вам раздали. Естественно, вы не успели ее даже пролистать, не то чтобы прочитать. Поэтому я обозначу некоторые из изложенных в ней мыслей. Стоит заметить, что многие мои взгляды совпадают с мыслями Александра Александровича Зиновьева, которые он только что изложил в своем прекрасном выступлении, хотя мы не беседовали с ним на эту тему.

Что же я узнал и понял в ходе своего знакомства с литературой и публикациями в прессе о терроризме? Первое — не существует общепринятого и зафиксированного в международных документах понятия «терроризм», тем более «терроризм международный». Это признают ученые и политики. Выступая в Китае на встрече в верхах в ноябре 2001 года, об этом сказал, в частности, В. В. Путин. Но если мы не знаем, что такое терроризм, то, следовательно, не можем доподлинно знать, как с ним бороться.

Вообще говоря, в том, что не существует внятного понятия и определения терроризма, ничего удивительного нет. Дело это естественно для любой научной отрасли. Причины всем хорошо известны. В нашем собрании их объяснять не стоит. Но тут, кроме объективных, «работает» мощный субъективный фактор: отсутствие желания, если хотите, политической воли действительно понять, что такое «международный терроризм». Чем меньше ясности, тем лучше для этого самого «субъективного фактора», этой самой «политической воли».

Более того, на исследование этой проблемы фактически было наложено политическое табу. Дело в том, что в глубоком исследовании терроризма в XX веке не были заинтересованы прежде всего две страны: СССР и США, которые вели холодную войну. Этому есть документальные доказательства. Я привожу их в своей брошюре.

Далее. Изучая книги и статьи о терроризме, я обратил внимание на то, что в этой области существует большая терминологическая путаница, нет четкости, системности. Есть парные и различающиеся термины «террор» и «терроризм», но многие ученые и все политики этих различий либо не видят, либо не хотят видеть. Скажем, даже для президента России и министра обороны России, судя по их выступлениям в прессе и на телевидении, — что террор, что терроризм — как бы одно и то же. Существует понятие «международный терроризм», но отсутствует понятие «международный террор». И это проблема уже далеко не чисто теоретическая, но и практическая. На этом вопросе остановлюсь чуть подробнее.

Некоторые ученые, специально исследующие эти явления, разделяют понятия «террор» и «терроризм», считая, что террор — это «право сильного», это действия насильственного характера, которые осуществляются «сверху-вниз»; субъект террора — это власть, объект террора — народ, «низы», оппозиция и т. п. Терроризм есть ответная реакция, противодействие насилию сверху. В статьях и книгах я не нашел понятия «международный террор», если не иметь в виду, что иногда этот термин употребляется вместо словосочетания «международный терроризм», то есть опять-таки рассматривается в качестве синонима. «Международный террор» сам по себе в обществе вроде бы отсутствует. Его как бы нет. Но это не так. В брошюре я это доказываю. Поэтому я ввел понятие «международный террор».

На мой взгляд, это принципиально важный момент. Если мы хотим понять, «что такое террор?» и «что такое терроризм?», то в этой области исследований надо создавать понятийный аппарат, систему понятий. Ибо мы мыслим понятиями. Есть система понятий, возможно и понимание явления или процесса. А если хаос в голове, хаос в понимании, то это значит, что неизбежен хаос и в деятельности, в практике. Что получается сейчас, когда в наших головах понятийный хаос? Сейчас выходит так, что Соединенные Штаты и их союзники олицетворяют собой Всечеловеческое Добро, которое борется с какими-то недочеловеками, плохими этносами, с неведомо откуда и почему взявшимся Вселенским Злом. Зло — снизу, со стороны бедных и слабых, развивающихся, «отсталых». Добро — сверху, со стороны сильных, богатых, развитых, передовых. Но так ли все просто на самом деле?

Объяснение международного терроризма идет в плоскости этнографии, психологии личности, противостояния религий. Говорится о плохих этносах, зараженных вредными идеями, ненависти одних социальных групп к другим группам, превосходство которых ощущается на подсознательном уровне. О зависти бедных к богатым, плохо развитых и отсталых к развитым и передовым. О самолюбовании отдельных личностей и групп, для которых убийство — это способ самоутверждения, а чужая человеческая жизнь — ничто. О некрофилах, которые находят в убийстве наслаждение, убивают потому, что не могут не убивать. Конечно, все эти стороны действительности, все эти мотивы присутствуют в терроризме. Они доказаны наукой, их невозможно отрицать. Но по моему убеждению, самой главной определяющей причиной терроризма, в том числе международного, является его социальная составляющая. Социальная Несправедливость. Социальная Незащищенность. Социальная Напряженность. Первоначало терроризма — в социальных условиях бытия людей, народов, стран и целых регионов. Мы ничего не поймем в терроризме, в том числе международном, если не раскроем его социальную сущность.

Если мы согласны с тем, что терроризм есть ответная реакция на террор, то должны признать, что международный терроризм тоже ответная реакция. На что? На международный террор. Кто осуществляет этот террор? Ныне — это США и их союзники. Что же — их террор мы назовем Добром? Нет, конечно. Это Зло. Изначальное зло, первопричина зла ответного. Добро в этой войне двух зол отсутствует. Зло творит зло, хотя в какой-то момент рядится в форму добра. И даже видится таковым. Но это — кажимость, не более.

Что есть причина, а что есть следствие, что есть первоначало, первопричина терроризма — вот что важно понять прежде всего, если мы разбираемся в сущности данного явления, а не просто ведем какую-то хаотичную борьбу неведомо с чем. Поэтому я и ввожу понятия «международный террор», «субъект международного террора». Тогда все выстраивается более или менее логично. Сегодня США претендуют на мировую власть, на мировое господство. «Новый мировой порядок» — это их идеология, глобальный капитализм — это политический проект. Субъектом международного террора ныне являются именно Соединенные Штаты и их союзники. Вот откуда берет свое начало источник, где надо видеть причину той реакции противодействия, которую мы называем международным терроризмом.

Связь террора и терроризма можно легко обнаружить не только на международном уровне. Скажем, у нас внутри России. Вот война в Чечне. По иному ее называют «антитеррористической операцией».

Да, сегодня мы вправе сказать: боевики — это террористы; их действия — терроризм, оттуда исходит опасность для всей России. Это на самом деле так. С терроризмом необходимо бороться, террористов надо уничтожать. Несомненно. Но почему и когда рождена, как появилась, как возникла чеченская война? В чем ее первоначало, первопричина, первоисточник? Кто замыслил, кто чаянно или нечаянно начал эту войну?

Сегодня на нашем собрании будут выступать практики, специалисты в области террора и терроризма, работники ФСБ России, МВД России. В частности, Захаров Алексей Валерьевич, с которым мы недавно встречались у нас в Академии. Он несколько лет провел на Кавказе и хорошо знает эту проблему, надеюсь, расскажет много интересного.

Я задаю себе вопросы: кто же все-таки в нынешней общемировой ситуации «палач», а кто — «жертва»? Кто «охотник», а кто — «добыча»? Кто виновник, а кто — обиженный? Кто агрессор, а кто держит оборону? Что такое вообще мы наблюдали 11 сентября?

Мне сейчас могут сказать: «Что тут гадать? Все ясно. Это был теракт. Имя террориста № 1 известно, как известно название террористической организации, которую он возглавляет». Возможно, все так и есть. Но вот проблема: я не слышал по радио или TV, не читал в газетах о том, какие доказательства существуют по этому поводу. Нам говорят, что они есть, но не представляют их. Предлагают верить. Я хотел бы верить, но не могу: слишком серьезный вопрос, слишком странно выглядит этот теракт вообще. Мы же знаем, что террористы после совершения теракта, как правило, заявляют о том, кто это сделал, выдвигают какие-то требования и т. п. В данном случае ничего такого не произошло: никто ничего не заявил, никто ничего не попросил.

Обратите внимание на объекты теракта. В одном случае — это небоскребы Всемирного торгового центра — символ мирового ростовщического капитала, символ богатства, символ глобализации. В другом — это Пентагон — символ американской военной мощи. Есть все основания думать, что этот теракт носит знаковый характер. Он больше, чем месть. Это была атака Востока на символы Времени, символы XX века, на символы Запада. Это была атака восточной цивилизации на западную цивилизацию. Конечно, тут присутствует и религиозный, конфессионный момент: ислам против христианства. Но он, мне кажется, находится на втором плане. Прежде всего в этой атаке слабый, «старый» и насилуемый Восток отвечал силой на силу и нелюбый Востоку образ жизни и те ценности, которые ему навязываются. Тут можно спорить о том, кто лучше и правильней живет — Запад или Восток, кто цивилизованней, кто «передовей». Но на вопрос «что такое хорошо и что такое плохо» каждый народ отвечает по-своему, сообразно его традициям, национальной психологии и характера, своей веры. Несомненно, что каждый народ имеет право на то, чтобы быть «другим», не похожим на остальных, жить так, как ему хочется. Не «плохо» или «хорошо», «правильно» или «неправильно» с точки зрения того или иного соседнего или заокеанского народа, целого континента, а так, как он жил прежде и хочет жить завтра. Итак — столкновение цивилизаций? Начало эпохи цивилизационных войн? Все происходит так, как предсказывал Самуэль Хантингтон полтора десятилетия назад? Всего полтора десятилетия! Можно подумать, что Хантингтон — самый умный в мире человек. Предсказать такое... А может, он не предсказывал, а рассказывал то, что имел в уме уже тогда? Может, он «всего лишь» один из современных американских политтехнологов, планирующих глобальное мировое развитие?.. В самом деле, если Березовский с Чубайсом могли обдурить целую Россию и «избрать» в 1996 году в Президенты Ельцина с его 4-процентным «рейтингом»; если еще недавно абсолютно безвестный всем нам российского разлива политтехнолог Глеб Павловский и К⁰, как они говорят, «сделали» Путина, то почему Америке с ее-то деньжищами не спланировать «Бурю в пустыне», «гуманитарную операцию» в Косово, «демократичную бомбардировку» Белграда? Почему бы не пожертвовать 11 сентября несколькими тысячами жизней граждан из стран всего мира с тем, чтобы разом не завоевать этот мир на свою сторону? Три тысячи триста человек, погибших за право с благословения всего мира высадить американские войска в Афганистане, Узбекистане, Таджикистане... Что за «цена» в такой игре?! С точки зрения обывателя — это немыслимый, безумный шаг. Но люди, больные властью, идеей мирового господства, всегда мыслили и мыслят поныне совсем иными категориями и масштабами. Им нужны пространства и количества; о себе они мыслят во времени, столетиями, исторически. Люди же для них — ничтожно малые величины, единицы, безликая масса, пыль и т. п. В любом случае — средство достижения их целей. Когда речь идет о войне, их не смущают миллионные потери жизней. Во Второй мировой войне погибло 50 миллионов человек, 200 миллионов были искалечены. Что же говорить о тысячах?.. Зато руки окончательно развязаны. Наказывать и бомбить можно любого, кого захочется. Ненормально? А идея «мирового господства», «нового мирового порядка» — это нормально? Вспомним историю. Были же — убийство эрцгерцога Фердинанда в 1914 году, поджог фашистами Рейхстага в 1939 году. Черчилль знал, что немцы будут бомбить город Ковентри. Рузвельту было известно, что японцы нападут на Перл-Харбор, но он хотел войны. Последствия просто несопоставимы с жертвами 11 сентября. Новым является только метод атаки. Хотя на Перл-Харборе тоже действовали «камикадзе». Другие времена — другие методы.

Итак, кто же террорист? Кто атаковал Пентагон и башни Всемирного торгового центра? Почему это произошло? Удовлетворительного ответа пока нет. Мне пока ясно: 11 сентября мы видели столкновение двух фундаментализмов — фундаментализма радикально-либерального, западного, точнее, американского, и фундаментализма... Какого? Религиозного? Исламского? Не знаю. В любом случае, мне кажется, это была атака не чисто религиозная, а прежде всего социальная.

Несколько дней назад я вернулся из Рима. На моих глазах проходили две огромные демонстрации. Их участники несли лозунги: «Янки, уходите домой», «Остановите войну» и т. п. Это — Италия. В России, к сожалению, ничего похожего не происходит. Почему? Причины разные. Одна из них — плохое понимание происходящего в мире.

На основе старых представлений о терроре и терроризме, тем более XVIII — XIX веков, ничего невозможно понять. Ведь сущности явлений не только многообразны; сущности изменяются. В нашу жизнь пришли компьютер, Интернет, электронные средства массовой информации, глобализация как социальное изобретение, как политический проект. Все это — инструменты управления человеком, обществом, миром. Во благо или во зло — это другой вопрос. Тут все зависит от того, кто какие цели ставит, какими возможностями располагает.

Тот же Интернет. Я рассказывал на прошлом заседании о своих впечатлениях от поездки в Соединенные Штаты Америки и о том, что я увидел там, в Силиконовой долине, в Нью-Йоркском, Колумбийском и Стэндфордском университетах. Напомню: они нам демонстрировали учебные программы по социальным гуманитарным дисциплинам, которые скоро запустят в Интернет. Что станет после этого с системой образования в мире — можно представить. Они будут рушить национальные системы образования и внедрять те стандарты, которые нужны им.

А средства массовой информации? А свобода слова? Да, все это, безусловно, великое благо, призванное творить добро и т. д. Но мы же знаем: все современные технические и научные достижения противоречивы по своим последствиям, вместе с добром они несут и зло, в частности, невероятные возможности манипулирования населением, формирования индивида, зомбирования людей, превращения их в инструмент. Если этого не понимать, то ни о каком противостоянии терроризму мы не можем говорить. Надо понимать, что есть идеологический, мировоззренческий терроризм. Сегодня мы наблюдаем именно это. Глобализация имеет не только экономическое, но также психологическое, идеологическое, нравственное, культурное измерение. И это самое страшное. Переделывание людей, перепрограммирование менталитета целых наций и народов — вот что является главным предметом нынешней мировой войны прежде всего. Переделанные люди будут делать то, что нужно тому, кто заказывает музыку. Терроризм сегодня — это не просто выстрелы, взрывы. И не столько, я думаю, взрывы. Это то, что нас ужасает и не может не ужасать. Это то, что мы видим и что невозможно не видеть. Но сущность современного терроризма кроется гораздо глубже. Глубже. Это то, что мы не видим, не слышим, не ощущаем телом. Это то, что скрыто, что является тайной. Коль не видим и не слышим — значит, не знаем, а коль не знаем, то не можем и понимать. И тут нам предлагают понятия и понимание в готовом, «разжеванном» виде: глотайте. И глотаем. И думаем, что мы что-то понимаем. Хотя это не просто чужие мысли, а мысли, сознательно искаженные, извращенные. Это надо понимать. Но большинство населения и политиков этого не понимают.

Говорят, что «терроризм угрожает России больше, чем США» и потому Россия — «главный союзник» этой страны, должна всячески с ней дружить. Но могут ли «дружить» удав и кролик, волк и овца? Может ли самая богатая и мощная страна (США) всерьез рассматривать Россию в качестве своего первого и главного союзника, торговаться с ней всерьез? Россия находится в шестом десятке стран по качеству жизни, во второй половине первой сотни по совокупности своих экономических, социальных и прочих показателей. Это страна (в этом смысле) «развивающаяся». Именно так и смотрят на нас США. Не случайно в Госдепартаменте ликвидировали все подразделения и службы, которые занимались когда-то СССР, а затем Россией. Теперь Россия рассматривается США в ряду прочих стран, в общей массе. В списке приоритетов наша страна находится на 30-м месте. И ничегошеньки не изменится из-за того, что несколько изменилась ситуация, если не изменится сама Россия, если она не станет реальной силой внутренне и на международной арене. США никогда не доверят никому защиту своей безопасности. Даже НАТО, не говоря уж о России. Они заботятся только о себе, борьбу с терроризмом ведут практически единолично. Почему? Да потому что они-то знают, «чья кошка мясо съела», что именно они (США) в конечном счете есть главная угроза для всех, в том числе для Западной Европы, которая не упустит момента, если можно будет навредить «мировому господину». Они никому не доверяют. И правильно делают. США известно, что в документах арабских государств записано, что под террористами они понимают прежде всего США и Израиль. О России в них не упоминается.

Говорят, что главным противоречием, порождающим терроризм, является «неспособность ряда стран Ближнего и Среднего Востока вписаться в современный мир». Но что такое «современный мир»? Мир телевизора, компьютера, Интернета? Это одно. В этот мир, конечно, надо стремиться, но такая задача вследствие бедности и нищеты пока просто не по силам пяти из шести жителей планеты, подавляющему большинству стран, в том числе России. И «развитые» страны под всяческими предлогами делают все, чтобы ограничить доступ «развивающихся» стран к новейшим технологиям. Или всем этим странам надо «вписаться» в мир крайнего прагматизма, индивидуализма, эгоизма, в безумную гонку потребительства под девизом «Не отстань от соседа!»? В мир СПИДА, порнографии, наркомании? В мир гибнущей окружающей среды, паразитической глобализации и т. д. и т. п.? Это совсем другое. В этот мир не надо торопиться, не надо «вписываться», ибо это гибельный мир, несущий угрозу самоуничтожения человека и человечества. Уж если не наши дети, то наши внуки наверняка будут наблюдать мучительные усилия, с которыми ныне «передовые» страны будут в панике вырываться из этого мира. История — это не спринт, а бесконечный марафон, это не десятилетия и даже не столетие, а столетия, как бы не ускорялся темп времени. Какой образ жизни был более современным, кто был глуп, а кто мудр, станет ясно еще не скоро.

Если США не изменят свою внешнюю политику, то международный терроризм будет нарастать. Если он будет нарастать, то США и их союзникам надо будет менять свой общественно-политический строй, переходить к военно-мобилизационному режиму, что означает новый тип экономики, новый тип внутренней политики и новый тип управления страной. О свободе и демократии, о масштабах потребления в том виде, какими они выглядят сейчас, придется забыть. Первые признаки перемен в эту сторону уже есть. Конгресс США принял целый ряд поправок к законам, которые ограничивают свободу граждан и развязывают руки спецслужбам. К этому же они понуждают и другие страны. Под давлением США правительства соседних с США стран тоже начнут принимать законы о борьбе с терроризмом, которые позволят полиции проводить превентивные аресты, вести электронное прослушивание, ограничить доступ к информации госорганов и т. п. Почему? Да потому что борьба с терроризмом является делом спецорганов лишь в той части, когда речь идет об уже существующих лицах и организациях, вставших на путь террористических действий. Только. Они борются со следствиями тех причин, которые порождают терроризм как социальное явление. Даже если они будут работать сверхэффективно, то есть арестовывать или убивать всех террористов, эта «работа» будет длиться бесконечно, ибо будут появляться все новые и новые террористы. До тех пор пока не будут устранены или хотя бы смягчены, сокращены количественно причины, порождающие терроризм. Что же является причинами терроризма? Говорят, например, что это среда, которая формирует сначала фанатизм (скажем, религиозный), затем политический экстремизм, а уже потом — вооруженный терроризм. Но что порождает «среду» — бедность, нищету, маргинальные настроения — зависть, злость, ненависть, агрессивность и т. п.? Если не вдаваться в детали, а сказать «одним словом», — идеология, политика. А что (кто) является субъектом политики? Власть. Власть политическая, экономическая. Вот откуда растут «ноги» терроризма — из политики, из высших органов власти. Основные причины терроризма лежат в сфере политики. Внутреннего терроризма — во внутренней, международного терроризма — во внешней политике. Если хотим победить терроризм, надо что-то изменять в политике. Что и как изменять — разве должны об этом думать спецорганы? Разве это их дело? Это дело самой власти, общества, в том числе ученых. Если же политика неизменна, то власть выступает в роли «поставщика» террористов, обеспечивая работу своим спецорганам. Одни «делают» террористов, другие их ловят, получая за это награды. «Таскать вам не перетаскать»... Вот почему я категорически утверждаю, что задача спецорганов — это борьба с реальными, конкретными террористами, а борьба с терроризмом как явлением — это дело и задача верховных властей, всех ветвей власти. И способ здесь один-единственный: новая политика.

Конечно, истоки терроризма лежат не только в социальной, но также психологической сфере. Причиной насилия является в том числе зависть слабых к сильным, бедных и нищих к богатым, честных к вороватым, неудачников к преуспевающим и т. п. Человек хотел бы быть другим (богатым, сильным, успешным и др.), но не может. Итог-депрессия, ненависть и желание уничтожить объект зависти.

Но считать эту логику единственно верной нельзя. Множество людей вовсе независтливы, не испытывают никакой зависти к другому образу жизни, уровню благосостояния. Ненависть нередко провоцирует сам представитель «другого» образа жизни. Своим высокомерием. Своим подчеркнутым доминированием. Своей демонстрацией силы и богатства, показухой в большом и малом. Так ведут себя многие «новые русские» в России. Так ведет себя Америка среди других стран и американцы за границей.

Многие в качестве основы международного терроризма видят исламский фундаментализм. В том числе и потому, что «воины ислама» крайне низко ценят человеческую жизнь. Это неубедительно. В недавнем прошлом цена человеческой жизни и в христианском мире не стоила ломаного гроша. Вспомним эпоху инквизиции, английской и французской революций, гражданскую войну в России и сталинские времена в СССР, гитлеровский фашизм. Низкая цена человеческой жизни свойственна не вере — будь то ислам, индуизм или христианство — низкая цена жизни присуща нищете. Это элемент культуры бедности и нищеты. Если человек никому не нужен в этом мире и ничего не имеет в нем, если он ни для кого не является ценностью и никто его не ценит, если он не имеет возможности даже проверить свои способности и проявить их, то за что ему ценить себя и свою жизнь? Жить нечем и незачем. Но если ты не ценишь свою жизнь, то почему надо ценить другую — такую же, как твоя или вызывающе лучшую?.. Любая вера, тот же ислам — это лишь «приправа» к культуре нищеты. Не случайно наибольший процент верующих среди бедняков и безграмотных. Именно из этой среды берут свое начало религиозный фанатизм и экстремизм. Другое дело, что головы этих людей морочат, что их зомбируют более просвещенные и состоятельные наставники. Союз осознанной (социальной, политической, религиозной и т. п.) ненависти, денег и беспросветной нищеты — вот что создает безграничный ресурс «камикадзе», которым все равно, на какой объект будет направлено орудие возмездия.

Сейчас часто говорят, что после 11 сентября в мире началась не просто усиленная борьба с терроризмом, а именно война. Причем эту войну называют «мировой», «мировой гражданской», «всемирной».

В нашем Клубе мы говорим об этом с первых дней его существования. Нас, собственно говоря, объединило именно такое видение современного мира. Об этом я рассказывал в первой книге «Русский интеллектуальный клуб», а одно из заседаний специально было посвящено этой теме. О нем рассказывается во второй книге, вышедшей недавно. Но сейчас речь не столько о приоритетах. Мы должны понять сами и показать обществу обоснованность такого взгляда на социальную действительность.

Надо понять, что после 11 сентября война не началась, а продолжилась, ибо с момента начала холодной войны она не прекращалась, а лишь модифицировалась, модернизировалась с точки зрения ее философии и концепции. После 11 сентября мы должны понять, что именно терроризм проявил себя как основной род войны нового типа.

Надо понять, что в мире не просто идет война, которая вот-вот закончится. Разговоры о победе над терроризмом в контексте нынешней международной политики и международных отношений — это абсолютно пустые разговоры. С точки зрения сегодняшнего мирового «порядка» война будет длиться бесконечно. Мы живем в условиях перманентной войны, в которой нет окончательной победы и окончательных триумфаторов, как нет до конца побежденных, а есть только акты войны — террористические и «возмездия», есть убийцы и убитые. Война — это форма существования современного мира, где подавляющее меньшинство населения хочет привычно хорошо жить и потреблять за счет абсолютного большинства бедных и нищих, униженных и оскорбленных. Эта война никогда не заканчивается. Она только перемещается из одной страны в другую. Из Ирака в Югославию. Из Югославии в Афганистан. Из Афганистана опять в Ирак или в Сомали. Из Сомали в... Известен список почти тридцати стран, в которых должна произойти война.

Надо понять, что если так будет происходить долго, по крайней мере, десятилетия, то это значит, что весь мир и прежде всего богатый Север должны будут и далее перестраивать свою жизнь на военно-мобилизационный режим. Ни о какой свободе и демократии в том виде, в каком они есть сейчас, говорить будет невозможно. Война требует денег, дисциплины, организованности всего общества снизу доверху.

Потребуется концентрация всех ресурсов (финансовых, материальных, технических, кадровых, людских и т. д. и т. п.). Потребуется иная экономика, не столько рыночная, сколько все более управляемая. Потребуются усиление директивности, централизация власти, усиление авторитарных элементов управления. Потребуется контроль за перемещениями денег, людей, идей и информации. Потребуется усиленная охрана границ и важнейших объектов внутри стран. Встанет вопрос: «А надо ли восстанавливать башни Всемирного торгового центра? И вообще, не разумнее ли вместо небоскребов строить бункеры?..» Если эскалация войны не будет сознательно остановлена «новой мировой политикой», то сфера свободы и демократии в мире будет неизбежно сужаться, ей не помогут никакие планы глобализации. Огромное, озлобленное, полуголодное рабское гетто численностью в 5 миллиардов человек и Зона Свободы и Демократии, ощетинившаяся ракетами, зарывшаяся под землю и живущая в страхе перед нападением извне и восстанием изнутри, — о такой ли картине «светлого будущего» мечтали отцы мировой демократии?

Я размышлял о проблеме виновности и ответственности в современном мире. Об уголовной ответственности за тысячи, якобы по недоумению, но на самом деле сознательно сделанных ошибок, следствием которых стали такие условия жизни, которые ведут к ранним болезням, преждевременной смерти миллионов людей и порождают страх за будущее, за судьбы детей и внуков. Это — террор. Страх — это инструмент, механизм, способ подавления воли человека, способ превращения его в послушное орудие. С какой целью — отдельный разговор. Сейчас я спрашиваю: «А кто за это отвечает?» Какая интересная вещь. За терроризм есть ответственность: статьи, нормы, право. Юридическая ответственность. За последствия террора никто не отвечает. Это, говорят, социальная действительность. Просто так все сложилось. Просто так все получилось. Кто за это отвечает? Говорят: «Никто. Просто — такая ныне социальная действительность»... При Сталине были репрессии, он был тиран. Говорим о геноциде, который был в то время. А сегодня? Какая разница, от чего гибнут, чего боятся люди? Факт: гибнут, боятся. Но кто — тиран?..

Вот наш «первый президент» Ельцин, уходя от нас, сказал по телевизору: «Я прошу прощения за то, что я еще не все сделал». Разрушил страну, обездолил народ и, оказывается, что он сделал еще «не все». А представьте себе, если бы он сделал все?.. Это же надо так издевательски попросить прощения?.. А ведь стоял вопрос об ответственности. Не в метафизическом плане — перед Господом Богом, не в моральном — перед собственной совестью.

Я не говорю сейчас о Канте, Ницше и других философах, которые исследовали проблему политической вины. Не говорю о Карле Ясперсе с его работой «О виновности и политической ответственности Германии», написанной после Второй мировой войны. Все они говорили о политической ответственности. Но мы не ставим вопрос даже о политической ответственности, хотя надо было бы говорить об уголовной. Я думаю, придет время, когда политиков, сотворивших со своими народами то, что сделали Ельцин, Кравчук и Шушкевич, эти народы будут судить как самых натуральных уголовников.

На мой взгляд, в мире творится нечто похожее: группа стран во главе с США, с одной стороны, демонстрируют способности развития, с другой — такой образ жизни и развития, который никто не решается определить одним словом — паразитический. Если отвлечься от многих частностей, то надо признать, что они высасывают из «остального» мира все, что можно: мозги, таланты, сырье во всех его видах и т. п. И жиреют, жиреют, наглеют, наглеют... Встал вопрос об их ответственности за те беды и несчастья, которые они несут человечеству. Скоро уже можно будет говорить о необходимости создания Международного суда типа Нюрнбергского.

Между тем все происходит с точностью до наоборот. США создали Международный трибунал в Гааге. Я знаю, что по этому поводу была соответствующая резолюция ООН, но ведь хорошо известно, что и эта некогда высокоуважаемая международная организация сегодня подмята американцами. Они мыслят себя мировым судьей. Этот трибунал — еще один инструмент по установлению «нового мирового порядка». А у страдающей стороны, которая не согласна с этим «порядком», нет средств глобальной защиты... Я понимаю романтичность моей идеи, но... почему бы нам не выдвинуть идею о создании мирского общественного Международного трибунала, который обсуждал бы те деяния США и их союзников, которые не укладываются в нормы международного права? Будь-то Ирак, Югославия и даже Афганистан. Этот общественный трибунал мог бы состоять из лучших умов и нравственных авторитетов мира, которые выносили бы «приговоры», имеющие моральную оценку. И это не так уж мало. По тем или иным темам можно было бы организовывать выставки, сочинять и ставить спектакли, писать песни, художественные и научные книги. Надо как-то организовывать эту работу.

Не сомневаюсь, мы найдем союзников и на Западе. Александр Александрович об этом говорил. Я согласен с ним. Если сегодня там большинство толком ничего не понимает, то пройдет время — поймут.

Два месяца тому назад у меня была беседа с бароном Энгельгардтом, одним из потомков тех известных Энгельгардтов, которые когда-то жили в России. Он руководитель Союза образовательных центров в Германии. Мы хорошо знакомы, он уже несколько раз бывал у нас в вузе. На этот раз он приехал на целый месяц читать лекции нашим студентам. Мы беседовали долго. В том числе — об атаке на Америку. Я ему говорил прямо то, что думал. Он слушал внимательно, но был несколько смущен, смотрел на меня с прищуром. Через месяц у нас была повторная беседа. И он сказал: «Господин Ильинский, я думаю, что Вы очень во многом правы». Другая среда, другие люди — другие эмоции и мысли...

На этом можно закончить. Моя главная мысль заключается в том, что проблемы террора и терроризма должны стать предметом всестороннего комплексного исследования. Не столько с точки зрения права, психологии, политики, но на данном этапе — прежде всего социально-философской. Цель — выработка новой парадигмы, новой концепции, нового современного понимания этого социального феномена XX века, признанного одним из главных мировых зол. Победить это зло нельзя практически, пока мы не поймем его теоретически и научно. Каша в голове — каша в делах. В борьбе с терроризмом никогда не будет высокой эффективности, пока не будет ясного понимания первопричин и сущности этого явления. Сегодня Америке, если она хочет победить терроризм, надо бороться не столько с внешними силами, а прежде всего с собой. Ей надо переосмыслить и понять: чем может быть для мира и что есть Америка. Перенацелить свою международную политику. Это главное.

В качестве девиза к своей брошюре я использовал слова Наполеона и Горация. Наполеон писал: «Что меня поражает в этом мире — это бессилие силы; из двух могучих факторов — силы и ума — сила в конце концов всегда оказывается побежденной». И Гораций: «Сила, лишенная разума, гибнет сама собой». Надо помочь, чтобы все это произошло поскорее.

А. А. Зиновьев

Спасибо, Игорь Михайлович, за блестящее выступление.

Слово предоставляется Виктору Евгеньевичу Петрищеву — доктору юридических наук, профессору, члену Экспертного совета Государственной Думы РФ по безопасности.

В. Е. Петрищев

С осени 2001 года произошла переоценка угроз глобальной безопасности. При этом терроризм явно выдвинулся на первое место. На планете не осталось стран, мест и граждан, которые могли бы считать себя неуязвимыми для фанатичных адептов террористической идеологии. Пришло осознание того, насколько тесно взаимосвязаны происходящие в различных уголках Земли процессы и насколько наша планета проницаема для вызовов террористов, вооруженных новейшими достижениями науки и техники.

Стал очевидным и тот факт, что терроризм в качестве орудия политической борьбы — оружие крайне опасное, коварное и обоюдоострое. Этот вывод должны усвоить, в первую очередь, сами США. Не имея после развала Советского Союза достойного противника и возложив на себя миссию формирования мировой политики, американцы неожиданно получили жестокий и неожиданный удар в спину от своих бывших партнеров. Ведь это именно американские спецслужбы с начала 80-х годов финансировали, вооружали и обучали тысячи моджахедов, которые использовались против советских вооруженных сил в Афганистане. Широко известны и контакты ЦРУ с афганскими талибами, исламскими боевиками в Боснии, косовскими сепаратистами. Кстати, террорист № 1 Усама бен Ладен стал международным террористом не без поддержки спецслужб США. Сегодня же зло, запущенное однажды недальновидными политиками, возвращается назад, подчиняясь «закону бумеранга».

Впрочем, выводы из террористических атак, начавшихся 11 сентября, должны сделать не только США, но и все мировое сообщество, так как ни одно из государств не может считать себя сегодня неуязвимым перед угрозами международного терроризма. Повод для серьезных размышлений есть и у России. Она, может быть, впервые за последние годы получила уникальную возможность учиться не на своих собственных, а на чужих ошибках.

Можно ли бороться с терроризмом «всем миром»? Вопрос о международном сотрудничестве в деле противодействия террористическим угрозам очень важен, он достоин самостоятельного и обстоятельного рассмотрения. После событий 11 сентября отовсюду стали раздаваться предложения сплотить ряды и всем вместе вступить в схватку с международным терроризмом. Из уст некоторых российских политиков зазвучали призывы вместе с США и другими западными государствами незамедлительно и самым активным образом начать боевые действия против талибов в Афганистане. К счастью, возобладал взвешенный подход, и были найдены оптимальные формы участия России в совместной борьбе с международным терроризмом. Замечу также, что если бы верх взяли сторонники вступления нашей страны в непосредственные военные действия против афганских моджахедов, это привело бы лишь к увеличению фронта действий международного терроризма и расширению спектра террористических целей за счет их выбора на территории самой России.

Серьезные проблемы в деле создания объединенной антитеррористической коалиции государств возникают в связи с расхождениями в понимании самого феномена международного терроризма. Действительно, можно ли, например, представить сотрудничество России и США в борьбе с международным терроризмом, если его акции осуществляются самими США? Так, например, многие специалисты не без основания полагают, что американские бомбардировки Югославии в 1999 году в целях свержения С. Милошевича — не что иное, как проявление государственного международного терроризма. Во всяком случае, в этих действиях нашли отражение все необходимые элементы терроризма: политическая мотивация, применение превентивного масштабного насилия, устрашение, а жертвами бомбардировок становилось и мирное население. С другой стороны, зачастую многие официальные лица Турции, Германии, Великобритании и других стран не только отказываются признать интернациональные бандформирования в Чечне террористическими структурами, но и пытаются оказывать им помощь как борцам за независимость.

Терроризм — сложный социально-политический феномен, и каждое проявление международного терроризма может либо посягать на национальные геополитические интересы той или иной страны, либо, напротив, способствовать их отстаиванию. Это — объективная реальность, хотя ни один заботящийся о своей карьере политик официально не признается в своих симпатиях к террористическим структурам, а тем более в их поддержке. Но двойной стандарт действует. Свежий пример: Шеварднадзе 8 ноября 2001 года назвал известного чеченского террориста Руслана Гелаева «образованным человеком, хорошо относящимся к Грузии».

Я глубоко убежден, что эффективное, основанное на доверии взаимодействие различных государств в борьбе с международным терроризмом возможно лишь в том случае, когда необходимость этой борьбы диктуется национальными интересами каждого из входящих в антитеррористическую коалицию государств. Следует учитывать нормальный здоровый национальный эгоизм политиков в этой сфере. Что касается идеи навалиться всем миром сразу на весь международный терроризм, то это — утопия. У каждой страны должен быть свой ответственный участок во всемирном фронте борьбы с терроризмом, «свой террорист». Для сегодняшней России приоритетное направление — Северный Кавказ. А бороться с проявлениями терроризма в любой точке земного шара у нашей страны сегодня нет ни сил, ни средств. Однако подавление очага терроризма в Чечне смело можно назвать весомым вкладом в общий успех борьбы человечества с этой планетарной угрозой.

Проблемы идентификации международного терроризма. Некоторые политики и специалисты считают, что для нейтрализации угроз терроризма необходимо сначала договориться о дефиниции, определении этого феномена. Если эта задача будет решена, можно будет создать некий наднациональный правовой акт, снимающий проблему двойного стандарта и сплачивающий международное сообщество в борьбе с терроризмом. Работа по созданию универсальной антитеррористической конвенции проводится в ряде стран. Кстати, и в Комитете Госдумы по безопасности под руководством А.С.Куликова также разрабатывается законопроект, который мог бы послужить базой для создания модельного международного правового акта. Я принимаю участие в этой работе, хотя не скрываю скепсиса в успехе проекта. Он полезен хотя бы с точки зрения научной проработки проблемы, уточнения понятийного аппарата, сближения позиций политиков, законодателей и юристов различных государств.

Почему я не верю в успех? Для того чтобы принять некую универсальную дефиницию международного терроризма, руководителям государств следует договориться, что при его оценке они оставят за рамками политические критерии и будут оперировать исключительно правовыми категориями. Таким образом, терроризм будет представлен как совокупность насильственных действий, признанных международным сообществом противоправными (такой подход, кстати, и имеет место в международных антитеррористических конвенциях). Но обязательным условием здесь должен быть отказ от оценок мотивации и целей совершенных акций, так как они в международном терроризме имеют политический характер. Но объект исследования, лишенный политической компоненты, не может быть признан международным терроризмом, так как это — его сущностный элемент. Круг таким образом замкнулся.

О задачах России в борьбе с терроризмом в свете новых угроз. Одной из важных является задача совершенствования нашего антитеррористического законодательства. В частности, необходимо модернизировать Федеральный закон «О борьбе с терроризмом». Я участвовал в его разработке и, может быть, именно поэтому особенно неравнодушен к его недостаткам. Впрочем, нельзя не признать, что закон сыграл и свою положительную роль в сфере борьбы с терроризмом. Мало того, при наличии серьезных брешей в российском законодательстве именно с опорой на Федеральный закон «О борьбе с терроризмом» проводился широкий комплекс активных мероприятий по восстановлению конституционного порядка в Чеченской Республике. Однако нельзя требовать от закона больше, чем он может дать. Нельзя пытаться растянуть действие Федерального закона «О борьбе с терроризмом» на правовое поле, которое должно покрываться другими правовыми актами, в частности, законом «О чрезвычайном положении».

Следует создать действенную общегосударственную систему борьбы с терроризмом. В Федеральном законе «О борьбе с терроризмом» в качестве субъектов, непосредственно осуществляющих эту борьбу, перечислены шесть министерств и ведомств. На практике же основная тяжесть осуществления антитеррористических мероприятий ложится на плечи сотрудников органов безопасности и внутренних дел. Такой подход представляется недопустимым и опасным. Ведь истоки, первопричины, а чаще всего — и обстоятельства, способствующие разрастанию террористической опасности, находятся вне поля компетенции спецслужб и правоохранительных органов. Следовательно, нужно создание комплексной общегосударственной системы мер борьбы с терроризмом, в рамках которой ответственность за состояние дел в этой сфере была бы справедливо распределена между всеми структурами, которые обязаны выявлять и устранять терророгенные факторы. Яркий пример: кто возьмется оценить вклад в разгул чеченского сепаратизма и терроризма одного из бывших руководителей страны, призывавшего субъекты федерации «брать суверенитета столько, сколько они смогут проглотить»?

Еще одна задача, вытекающая из уроков, преподнесенных террористами этой осенью, — необходимость обеспечения надежной защиты населения и объектов диверсионно-террористических посягательств. Ведь и нападение на нью-йоркские небоскребы-близнецы, и почтовая биологическая атака террористов — примеры гениального по своей простоте приспособления имеющихся в современном обществе возможностей под террористические цели. Действительно, захваченные пассажирские самолеты с полными баками горючего были превращены в многотонные крылатые ракеты с высокой точностью наведения на цель. А для биологической атаки вообще понадобилось лишь достать споры сибирской язвы и купить пачку конвертов. Остальное сделали работники государственных почтовых предприятий.

С учетом преподнесенных уроков следует просчитывать новые алгоритмы действий террористов, изощренный ум которых будет стремиться использовать в своих человеконенавистнических целях систему водоснабжения крупных городов, вентилирование воздуха в подземных коммуникациях, компьютерные сети. Нужно моделировать попытки террористов внедриться в технологические процессы по производству сельскохозяйственной, животноводческой или пищевой продукции. Руководители министерств и ведомств, конкретных предприятий в тесном контакте с сотрудниками правоохранительных органов и спецслужб должны быть не менее изобретательными в прогнозировании возможных угроз и разработке соответствующих мер защиты объектов вероятных террористических атак, чем противостоящие нам преступники.

Необходимо отметить, что в деле обеспечения безопасности объектов возрастает ответственность сотрудников ведомств, осуществляющих оперативно-розыскную деятельность. В поле зрения этих структур должны находиться лица, имеющие отношение к незаконным вооруженным формированиям, террористическим или экстремистским структурам политической, религиозной, националистической или иной природы, отбывшие наказание за совершение дерзких преступлений насильственного характера с применением оружия и взрывчатых веществ и другие граждане, представляющие оперативный интерес для органов безопасности и правоохраны. Мы должны научиться предугадывать и предотвращать их преступные намерения. Кстати, удачная реализация варварской акции в Нью-Йорке и Вашингтоне, акции, которая готовилась в течение длительного промежутка времени, в подготовку которой были вовлечены десятки людей — яркий пример провала спецслужб в части реализации именно активных оперативных мер антитеррористической защиты.

Еще одна важная задача — научиться работать на упреждение. Когда акция терроризма состоялась, нам остается только подводить ее трагические итоги. А следователям и оперативным работникам — по крупицам восстанавливать всю цепочку событий, которые привели к преступлению. Но в борьбе с терроризмом в сотни раз важнее как раз обратная задача — суметь разглядеть в отдельных элементах обстановки, в крупицах оперативной информации опасную динамику развития событий, самое начало процесса созревания преступления. И в решении этой задачи опять надо подчеркнуть роль специальных служб и правоохранительных органов, которые должны направить свой интеллектуальный потенциал на решение задачи профилактики, предупреждения террористических проявлений. Для этого нужно организовать непрерывный и плотный мониторинг оперативной обстановки, вырабатывать надежный прогноз ее развития, своевременно готовить решения и меры, направленные на нейтрализацию намечающихся негативных тенденций.

Причем профилактика терроризма — функция не только органов безопасности и правоохранительных органов. Не должны оставаться в стороне и представители всех уровней исполнительной власти, авторитеты церкви, ученые, деятели искусства, политические деятели.

И здесь мы переходим еще к одной важной задаче — при организации защиты государства и общества от террористических угроз и представители власти, выступающие от имени народа, и публичные политики должны воспитывать в себе качество, которое принято сегодня называть толерантностью, надо учиться вести спокойный цивилизованный диалог с оппонентами, а при этом — слышать и понимать их. В частности, нужно уметь поставить себя на место тех людей, которые сегодня убеждены в несправедливом к себе отношении. Ведь именно на почве этого ощущения несправедливости в мире аккумулируется потенциал конфронтационности, разрастается движение антиглобалистов, происходит разделение людей на «своих» и «чужих», «богатых» и «бедных», представителей «юга» и «севера», мусульман и христиан и т. д.

В этой связи в качестве превентивной меры борьбы с терроризмом надо грамотно организовывать работу с национальными меньшинствами, этническими землячествами, религиозными общинами. Следует активнее интегрировать их в общество, стремиться понять их проблемы, помогать в их разрешении, уводить из-под влияния амбициозных политиканов, втягивающих их в экстремизм. Правительство должно разъяснять и на практике демонстрировать, что оно уважительно относится к истории, культуре, вере своих граждан, однако воспринимает все их особенности через призму интересов всего общества и государства.

Вообще надо расширять арсенал средств противодействия террористическим угрозам и, руководствуясь гражданской позицией, проявлять в этом вопросе мудрость и творчество. Следует разнообразить тактические приемы борьбы с терроризмом и не сводить ее к одним карательным мерам. Конечно же, состоявшиеся террористы должны безжалостно изыматься из общества. Мало того, в современных условиях представляется важным и своевременным решить вопрос об отмене моратория на применение смертной казни к террористам. Но в тех социальных группах, в которых циркулируют экстремистские идеи, которые по каким-то причинам могут поддерживать в той или иной форме применение насилия и быть вовлечены в масштабные протестные действия и которые оцениваются террористами как потенциальная вербовочная база, надо проводить постоянную кропотливую работу, разъясняя тупиковый характер и пагубность попыток разрешения существующих проблем насильственным, противоправным путем.

Еще одна задача — необходимость корректировки политики средств массовой информации в области освещения событий, связанных с терроризмом. Думается, что в этой области нам как раз есть чему поучиться у американцев. Можно вспомнить запреты руководства США на трансляцию в электронных средствах массовой информации изображений и высказываний Усамы бен Ладена.

К сожалению, в нашей стране журналисты, обращаясь к многомиллионнойаудитории, не всегда просчитывают возможные негативные последствия своих передач или публикаций. Так, в 1995-1996 годах некоторые представители отечественного телевидения создавали паблисити террористам. А сегодня некоторые репортажи российских журналистов из подземных коммуникаций Москвы или с берега водохранилища, комментарии по поводу распространения сибирской язвы в США с размышлениями вслух, по каким сценариям могут развиваться аналогичные события в нашей стране, иногда больше напоминают советы для начинающих террористов по подготовке и проведению химических и биологических атак.

Подводя итог выступлению, хотелось бы подчеркнуть: новые угрозы терроризма диктуют необходимость провести ревизию сложившихся подходов к организации борьбы с терроризмом и принять меры к повышению ее эффективности.

Кстати сказать, успешные атаки террористов в Нью-Йорке — не что иное, как явный прокол спецслужб. Акция готовилась несколько месяцев. В нее были втянуты десятки людей. И не получить никакой первичной информации о подготовке такого рода масштабной акции террора — это явный прокол спецслужб.

А. А. Зиновьев

Если бы это был проко спецслужб... Скорее всего, это было гениально ими же и сделано. Это еще нужно расследовать. Тут ощущается интеллект отнюдь не арабский.

Слово имеет Ростислав Борисович Рыбаков — доктор исторических наук, профессор, директор Института востоковедения РАН.

Р. Б. Рыбаков

Вы знаете, сейчас от первых выступлений, наверное, многое зависит, как пойдет наше обсуждение и к чему оно приведет.

Мне представляется, что в наше время, особенно после 11 сентября, теоретическое осмысление терроризма должно отступить на задний план, потому что когда мы говорим сейчас о терроризме, это прежде всего разговор о том, что происходит с Соединенными Штатами и что Соединенные Штаты делают с миром, что они навязывают миру. Это их внешняя политика.

Я абсолютно согласен с Александром Александровичем: как бы это страшно ни звучало, но американцы получили то, что они сеяли. Кстати, сеяли не только своими конкретными действиями, но и своей массовой культурой. И тут я согласен с Игорем Михайловичем, что мы не можем одним миром мазать те же Соединенные Штаты: там есть люди, близкие нам по духу и взглядам. И, кстати, первая реакция умных американцев была такая же: Америка получила то, что она сама сеяла. И не зря. Был опубликован список фильмов, где сценарий 11 сентября разыгрывался с точностью почти до абсолюта.

Что произойдет с миром и с Америкой в будущем? Американцы окружили Россию. Совершенно ясно, что из Средней Азии они теперь уже не уйдут. Они пришли не только в Узбекистан — этого можно было ожидать. Они пришли и в Таджикистан. И вот вопрос: как нам теперь себя вести? Россия теперь уходит оттуда совсем или мы начинаем участвовать в каких-то «общих делах»? Это очень серьезная вещь. Если дискуссии российских интеллектуалов выльются в какие-то документы и решения, если мы как-то повлияем на позиции Президента или его окружения, это будет хорошо...

Что происходит с Соединенными Штатами? Вы знаете, мне в какой-то степени даже жалко олигофрена Буша. Потому что, несмотря на беспрецедентную поддержку американцев, внезапно сплотившихся вокруг совершенно никчемного президента, давших ему карт-бланш на всё и вся, в долгосрочном плане это отзовется и против его администрации, и против американцев. Ведь война идет под довольно странным лозунгом: «Поймать главного террориста». Но главный террорист, вы меня извините, это что-то вроде Кощея Бессмертного. Это мифический персонаж, который, во-первых, не умирает, во-вторых, его вообще никто никогда не видел, никто не доказал его вину. Через два месяца он якобы сказал: «Я это сделал». Странно все это выглядит. Какие-то совершенно дикие сообщения о том, что среди обломков небоскребов, где плавился металл, спецслужбы вдруг нашли какие-то вещи: учебник по вождению самолета, Коран и все прочее. Бумага в огне не горит, оказывается... Это рассчитано исключительно на примитивный американский подход. Ну что тут поделаешь? Ну такая вот некультурная в целом нация — без чувства истории, без исторической школы. Но давайте не будем забывать, что и Америка способна рождать протестное поколение. Во времена Вьетнама такое протестное поколение возникло, и Соединенные Штаты стали несколько другими после войны во Вьетнаме.

Чем дольше будет продолжаться эта странная война с международным терроризмом, тем меньше шансов у Буша получать такую поддержку бесконечно долго.

Если это так, каковы должны быть действия мирового сообщества? Необходима выработка юридического определения терроризма, в том числе, с участием самих американцев. Им деваться некуда, они сейчас вынуждены будут идти на это. Но эти антитеррористические законы в перспективе можно будет обратить против них самих. Мировое общественное мнение будет развиваться в сторону проведения своего рода Нюрнбергского процесса. Терроризм должен быть осужден.

Я думаю, что знаменитая теория столкновения цивилизаций, которую к этому событию пытаются пристегнуть, отнюдь не получила подтверждения в результате всех этих действий. Более того, та политика, которую проводит ЮНЕСКО по поводу диалога цивилизаций, должна получить от интеллигенции разных стран максимальную поддержку. И, слава Богу, пока все-таки не возникает настоящего мотива столкновения двух религий, потому что это очень опасная вещь и этому тоже мы должны противостоять. Мне понравилась идея создания какой-то международной структуры, дающей нравственную оценку главных политических игроков на мировой сцене. Может быть, действительно надо создать какой-то Этический совет при Организации Объединенных Наций или что-то вроде этого.

Самое последнее. Совершенно ясно, что амерканцы действуют в обход Организации Объединенных Наций. Значит, надо усиливать максимально роль этой организации. Какая бы она ни была, но все-таки она есть. Это наследие того позитивного, что было в XX веке.

А. А. Зиновьев

Слово предоставляется Леониду Ивановичу Шершневу — генералу в отставке, президенту Фонда национальной и международной безопасности, главному редактору журнала «Безопасность».

Л. И. Шершнев

Прежде всего прошу прощения у членов Русского клуба... Был момент, когда я, получив повестку дня, усомнился в интеллектуальности членов Клуба. Что это за повестка — «международный терроризм»? О чем это? Неужели и они, подумал я, попались на этот миф о терроризме? Теперь мои сомнения развеялись. Все, что было уже сказано, совпадает с моими размышлениями по этому вопросу. Спасибо.

Думаю, что нет более вредного сегодня для России занятия, чем поддерживать созданную американцами мифологию терроризма. Это очень эффективное оружие, которое они используют и против нас. Уже сегодня оно наносит России огромнейший ущерб. Нам стоило бы сегодня порассуждать не просто о международном терроризме, а поговорить о негативных последствиях этого мифа для России. Не надо идти на поводу у супостата, подыгрывать ему в идеологии и политике. Это первое.

Второе. Я близок к тому, о чем говорит Ростислав Борисович: нам ни в коей мере не следует сосредоточиваться на дефинициях и тратить на это время и интеллект. Есть более двухсот понятий терроризма. Бог с ними, пусть все так и остается. У меня терроризм однозначен пониманию бандитизма. То, что в Чечне назвали антитеррористической операцией, по-моему, не верно. Мы видим в Чечне бандитизм, разбойничество. Так его и надо назвать.

Со стороны американцев мы наблюдаем нечто совсем иное — государственный терроризм. Терроризм этот в сути своей — война. Политика, которую осуществляют Соединенные Штаты Америки, это политика, это стратегия устрашения. Они уже давно так и называют свою стратегию. Что такое стратегия устрашения? Это террор. США осуществляют стратегию террора. Эти понятия мне ближе.

Я тоже не могу согласиться с тем, что авиаудары по территории США это, дескать, прокол спецслужб, что это сделали какие-то мифические террористы. Мне представляется, что это сделали спецслужбы какой-то третьей страны. Буша просто не поставили в известность. Для чистоты «эксперимента».

Что это за третья сила? Понятно, что эти так называемые террористические акты, авиаудары по территории США были в интересах США. Подумаешь, погибло около пяти тысяч человек!.. Зато теперь США в подбрюшье России, Китая, Индии, Ирана. Именно так сегодня реализуются цели четвертой мировой войны. Малой кровью., Кровью вот этих самых нескольких тысяч человек. Понятие жертв, погибших во Всемирном торговом центре и Пентагоне, — это тоже понятие относительное. Не случайно американцы приравняли вот эти жертвы к боевым потерям. Значит, они их и рассматривают как жертвы в рамках войны.

Но если эта атака организована какой-то третьей силой, спецслужбами третьих сил, то сделано это обязательно в сотрудничестве со спецслужбами США. Без спецслужб США, взаимодействия с ними такая акция была бы просто невозможна. Мы должны смотреть в корень. Есть третьи силы, которые пытаются править миром. И эти силы олицетворяют США. Эта акция подтолкнула США на ускорение всех процессов реализации планов в установлении господства над миром. Для этих целей она и была спланирована. Она призвана изменить сознание американского народа в целом, вызвать жажду войны, как хорошо об этом говорил Александр Александрович. Эти цели достигнуты. И в этом главная опасность. Я здесь не могу согласиться с Виктором Евгеньевичем в том, что В. В. Путин и руководство страны в целом в этих условиях вели умную политику.

Мне кажется, что эта политика безумная, в полном смысле этого слова. Безумная политика. Она втягивает нас в мифологию терроризма, и в итоге мы играем по их правилам. Мы играем опять по правилам США. Я думаю, что В. В. Путину было достаточно ограничиться выражением соболезнования народу США, пусть даже самым первым, но не оказывать никакой поддержки правительству этой страны. Он же помог США ввести американские войска в наше подбрюшье. Их же теперь не выведешь отсюда. Я понимаю, что мы должны сочувствовать американцам. Мы, может быть, заинтересованы в том, чтобы разгромить талибов, может, талибы — это большее зло, чем все остальные. Но в целом и общем это наш проигрыш. Мы должны понимать, что выход в подбрюшье России — это продолжение четвертой мировой войны и ее новая фаза. Дальше последует Китай. Они попытаются нас втянуть в войну с Китаем, с Индией и т. д.

Дело в том, что цель этой войны — оставить на земле «золотой миллиард». Сейчас они вышли в тот район, где живет подавляющая масса населения мира. Останется миллиард. А все остальное будет уничтожено так или иначе в процессе различных и многих войн. Эти задачи, как мне видится, успешно решаются.

И последнее. Для нас сейчас самое главное — это тот тихий терроризм, который фактически ведут наши власти против русского народа, против своего собственного населения.

Что такое «тихий» террор? «Тихий» террор — это миллион россиян, в первую очередь русских людей, вымирающих ежегодно. Процесс вымирания нашего народа ускоряется. Кстати, с приходом Путина эти процессы стали сильнее. Почему? Потому что и сейчас люди не нашли той вдохновляющей идеи, которая побудила бы женщин рожать, а мужчинам дала силу духа. Тихий терроризм, как я его назвал, ведет к вымиранию нации. По нашим самым оптимистическим подсчетам, к 70-му году XXI столетия в России останется 55 млн. человек, а вокруг России 5,5 млрд. Что — эти 5,5 млрд. будут спокойно смотреть на наши земли? А теперь посмотрим, какие по качеству останутся эти люди. Ведь из сотни всего пятеро здоровых детей рождается! Вот это терроризм! Самый настоящий.

Хочу сказать, что наш Фонд подал заявление в Генеральную прокуратуру, которое опубликовано в нашем журнале «Безопасность», о возбуждении уголовного дела по факту эпидемии сверхсмертности в России в течение последнего десятилетия (1992–2002 гг.). Думаю, что нам сегодня, когда мы планируем какие-то акции противодействия терроризму, надо сосредоточиться на главном. Все теряет смысл, если мы будем вымирать. Нет людей, нет русского народа — нет проблемы. Мы должны понимать, что эхо этих авиаударов по Америке отзовется трагедией прежде всего для России и наших союзников.

А. А. Зиновьев

Леонид Иванович, я приветствую Ваше выступление. Но чтобы делать то, о чем Вы говорите, нужны дефиниции все-таки.

Л. И. Шершнев

Нужны.

А. А. Зиновьев

Без этого ничего не выйдет.

И. М. Ильинский

Это очень странно, когда исследователи говорят, что не надо заниматься исследованиями, то есть дефинициями. Что такое наука? Непрестанный поиск истины, понимания этой истины, что отражается в понятиях и категориях, их определениях. Все это — дефиниции, их иерархия, соотношение и т. п. Дела на практике идут плохо, потому что нет понимания явления, его ясного определения. Каша в голове — каша в делах.

А. А. Зиновьев

Потом, знаете, насчет якобы пяти тысяч погибших. Это еще тоже надо уточнить. Вы списки этих людей видели?.. Слово предоставляется Алексею Валерьевичу Захарову — заместителю начальника отдела Департамента по защите конституционного строя и борьбе с терроризмом ФСБ России.

А. В. Захаров

Я хочу поддержать и Александра Александровича, и Игоря Михайловича в определениях терроризма как именно метода и средства ведения войны. То, с чем мы столкнулись сейчас, это действительно средство ведения войны и средство, которое используется активно для достижения политических и каких-то иных целей. А бороться надо не со средством, а с тем, кто это средство использует, применяет. Поэтому в принципе борьба с терроризмом — это дело всех: политиков и государственных деятелей, ученых, спецслужб. Это борьба, связанная с профилактикой террористических проявлений. Поэтому очень важно определиться именно с дефинициями, потому что до сих пор мировой терроризм и в самом деле выглядит как миф. Мифология мирового терроризма является отвлекающим средством от главных целей тех, кто создает эту мифологию. Мы боремся с глобальным злом, называя злом то, что не имеет конкретного определения. А с чем бороться на самом деле? Не определяя конкретно, что такое терроризм, мы таким образом уводим от ответственности конкретные силы и конкретных людей, которые стоят за этим явлением. Поэтому я призываю к выработке дефиниций, что сделает нашу борьбу с терроризмом более конкретной.

Что касается событий, которые произошли 11 сентября, тут действительно достаточно много фактов и странных совпадений, которые говорят о том, что не все так чисто и просто в тех публичных определениях происшедшего, которые распространяются СМИ. Всегда при расследовании любого преступления следователь прежде всего определяет наличие умысла в этом преступлении и наличие заинтересованности: кому это выгодно и кто от этого преступления выиграет. Когда это ясно, то все становится на свои места. Кто же выиграл в результате этого преступления? Преступники, которые названы Соединенными Штатами Америки? Не уверен. Скорее наоборот.

Вопрос действительно сложный. Требуются тщательные расследования.

Борьбу с терроризмом в нашей стране нужно начинать рассматривать прежде всего в контексте войны на Кавказе. Все эти вещи надо действительно рассматривать как войну. Это продолжение (я согласен тоже с Игорем Михайловичем) четвертой мировой войны. Кавказ — это одна из горячих точек, которые определены мировым «гегемоном» для того, чтобы решать свои стратегические задачи мирового господства. Война за наш Кавказ — это наша война за суверенитет и территориальную целостность нашего государства в борьбе именно с этим «гегемоном». Нужно трезво смотреть на вещи.

Если мы вспомним историю, Кавказ, особенно Чечня, всегда были «запальным шнуром» ведения войны против России со стороны тех или иных сверхдержав. Во все времена Чечня как исторически сложившаяся национальная общность, я даже не берусь называть ее нацией в данном случае, по своему менталитету была наиболее выгодным объектом для использования ее в качестве «запального шнура». Основу жизнедеятельности чеченцев всегда составляли именно разбойно-бандитские занятия. Они очень мало занимались производительной деятельностью. Так исторически сложилось. Именно такой народ, который не закреплен на земле производительным трудом, легче всего подвигнуть на такие действия.

Теперешние события на Кавказе — это война, и ведется она в довольно сложных условиях, действительно включает в себя элементы борьбы с терроризмом, но только элементы. Мы боремся на Кавказе с представителями международного терроризма. Это надо понимать.

Для того чтобы на Кавказе был мир, мы должны определиться и уйти от мифа, будто мы боремся с чеченцами как террористами, которые порождены только внутренними причинами. Почему? Потому что за всеми этими событиями стоят внешние силы. В итоге мы на своей земле и воюем со своим народом. Чеченцы в массе своей не понимают, что выполняют волю тех государств, которым эта война выгодна. В сущности, все они находятся в роли наемников. Но это наши люди, это наш народ. Мы должны прекратить воевать со своим народом. Надо создавать такие условия, которые бы этот народ, этих людей отодвинули от международных террористов и дали им возможность занять свое место на земле среди других народов.

В том, что сейчас происходит на Кавказе, есть один большой недостаток, огромный порок. Солдаты, которые едут воевать на Кавказ, воспринимают Чечню и чеченский народ как противника. Априори создается психология «чужой земли», «чужого народа», войны с чужим народом на чужой земле. А ведь это наша, российская земля. Это наши, российские люди. Пока мы не избавимся от этого комплекса, победы не будет. Потому что свой народ победить нельзя.

Вернусь в историю. Вы знаете, что основным человеком, который все еще олицетворяет победу царя на Кавказе, считается генерал Ермолов. Но на самом деле он не победил на Кавказе в ту войну. Да, он героически воевал за Россию на Кавказе. А победителями были люди, которые пришли после него. Князь Барятинский закончил войну на Кавказе. И он закончил ее только тогда, когда изменилось отношение к кавказцам, когда к кавказской земле повернулись лицом как к своей земле, а к чеченцам — как к своему народу. Когда стали совмещать военную политику с социальной и национальной политикой. Только тогда добились успеха. Сейчас, к сожалению, нужно констатировать, что у нас на Кавказе нет национальной политики. Да ее нет как таковой и вообще.

И еще вопрос, который касается вопроса борьбы с терроризмом как двух миров — исламского и неисламского. На самом деле на Кавказе нет войны с исламом. Ваххабизм, который там проповедуется, как я уже говорил, это всего лишь боевая психологическая методика, применяемая для оболванивания людей, для того чтобы создавать из них боевиков. Нет там ничего, связанного с основами Корана. Все извращено. Я видел документы из школы подготовки и в Усть-Мартане, и в Юрте. Там нет ничего общего с религиозной подготовкой, есть только одно извращенное понятие джихада, который ставится во главу угла. Все перевернуто с ног на голову: кто верный, а кто неверный, кого можно, а кого нельзя убивать. А в принципе, учат убивать всех, кто не такой, как «мы».

Я еще раз хочу сказать: для того чтобы бороться с терроризмом, нужно бороться не с этим мифом, а работать в политической сфере, в национальной сфере, в сфере всех человеческих отношений.

Игорь Михайлович хочет, чтобы я рассказал, как все начиналось на Кавказе...

И. М. Ильинский

Расскажите. Это интересно. Думаю, вряд ли кто знает это.

А. В. Захаров

Я не думаю, что никто этого не знает. Об этом писали в 1994-1995 годах.

Я на Кавказ по роду своей деятельности попал в 1992 году во время осетино-ингушского конфликта. С тех пор я работаю по этой тематике.

Кто все это затеял? Как началось?

В 1992 году буквально за несколько недель до начала осетино-ингушского конфликта в Осетии и в Ингушетии побывала ныне покойная Галина Старовойтова. Именно после ее зажигательных выступлений как во Владикавказе, так и в Назрани стадия тлеющего конфликта между ингушами и осетинами приобрела горячее воплощение. Когда она выступила во Владикавказе, то поощряла осетинов: это ваша земля, вы должны за нее бороться, а ингушей надо отодвигать. Из Владикавказа она поехала в Назрань выступать. С разницей буквально в сутки. Диаметрально противоположное выступление было произнесено в пользу ингушей в Назрани: это ваша земля, а осетины тут ни при чем. После этих выступлений и выступлений еще некоторых ее сподвижников конфликт приобрел «горячий» вид.

Что касается Чечни. Почему мы не можем так долго разрубить этот гордиев узел, почему? Вялотекущая война — это не только горе и слезы, а как в поговорке: «Кому война, а кому — мать родна». Начиная от больших политиков и заканчивая не сильно большими чиновниками, на этой войне наживается большая группа людей. Как у нас в стране, так и за рубежом. Одни получают политический капитал, другие — в натуральном виде. Достаточно сил и у нас, и за рубежом, которым нужно, чтобы эта война продолжалась. Чечня — это «черная дыра», на счет которой можно списать и огромные средства, и свое собственное неумение заниматься политикой.

Я столкнулся с этим проявлением в 1994 году, когда наше подразделение было нацелено на решение чеченского конфликта. К началу 1994 года Чечня стала очень сильно беспокоить общество. Серия террористических актов, которые были совершены и корни которых уходили в Чечню, все это взволновало общественность. Надо было что-то делать власть предержащим. Была поставлена задача разобраться, что происходит. Мы принялись ее выполнять. Начали разбираться, что из себя представляет Чечня на тот момент, какие силы в ней находятся. Вскоре стало ясно, что к началу 1994 года Чечня представляла неоднородную массу. Было много людей, которые шли за Дудаевым, выступали за «независимость» своей республики. Многие прозрели к тому времени, поняли, что из себя представляет сам Дудаев, его режим и что за этим стоит. Это понимало достаточно большое количество чеченцев. Были люди, которые изначально предсказывали, как будут развиваться события. Оппозиционные силы были разрознены. В Чечне за каждым значимым человеком стоит еще какая-то масса людей: представители рода, просто знакомые, друзья, которые поддерживают членов семей. Все вместе это может представлять собой достаточно серьезную силу. Стояла задача — найти оппозицию, если она есть, консолидировать ее и с помощью самих чеченцев попытаться решить конфликт.

Мы выяснили, что можно это сделать. Можно было организовать чеченцев на сопротивление. И нами это было сделано. Была проведена специальная операция. Все было готово. Но, к сожалению, на окончательном этапе операции, когда потребовалась непосредственная силовая поддержка, в поддержке было отказано. Я говорю о ноябрьском штурме города Грозного силами оппозиции. Средства массовой информации об этом писали. Говорилось, что штурм не удался. На самом деле он прошел успешно, 22 часа силы оппозиции блокировали резиденцию Дудаева. Грозный к тому времени был полностью взят под контроль. Но в течение 22 часов российское руководство тянуло с решением, а затем отвернулось от оппозиции. В результате силы оппозиции, истратив боекомплекты, были вынуждены уйти оттуда, причем с минимальными потерями. Серьезного разгрома сил оппозиции не было. Эти силы существуют до сих пор и составляют основу тех чеченцев, которые воевали и воюют против боевиков.

И. М. Ильинский

Алексей Валерьевич, во время личной встречи Вы рассказывали, что в Вильнюсе, а потом в Чечне Вы столкнулись со спецслужбами США.

А. В. Захаров

До Кавказа, до 92-го года, в 90-91-м году я находился в командировке в Литве, был там и во время событий в Вильнюсе — «горячих» событий: захват телебашни и прочие вещи. Занимаясь своей профессиональной деятельностью, мы столкнулись с противником впрямую — это была действующая объединенная резидентура НАТО. Эта Объединенная резидентура включала в себя представителей различных спецслужб из различных государств, работающих по одной программе. В Вильнюсе это были этнические прибалты, то есть литовцы и латыши. Они из различных государств, но этнические прибалты. Мы смогли их идентифицировать конкретно по портретам. Пришлось нам с ними поработать... Потом я оказался в Чечне, но несколько раньше, чем войска, это было лето 94-го года, июль месяц. И когда мы начали работать там, то наряду с другими представителями спецслужб, в том числе и китайскими, мы столкнулись в Грозном буквально с теми же самыми ребятами, которые работали в Вильнюсе. Мы их идентифицировали по портретам. Это были те же самые люди, которые работали в Прибалтике. Прибалтийский фактор на Кавказе, в Чечне — он достаточно серьезный. Все слышали такое понятие, как «белые колготки». Это девушки-снайперы из Прибалтики, которые воюют в Чечне. Вильнюс, Польша — первые центры по поддержке Чечни. Создание так называемых «культурных чеченских центров» началось именно с Вильнюса, с Кракова.

А. А. Зиновьев

Поскольку желающих выступить много, предлагается регламент 10 минут, не больше. Просьба придерживаться этого регламента.

Слово имеет Михаил Серафимович Мейер — доктор исторических наук, профессор, директор Института стран Азии и Африки.

М. С. Мейер

Я сейчас очень озабочен тем, что с созданием новой государственной системы — Российской Федерации — мы практически полностью лишились специалистов по тем новым странам, которые ранее входили в состав Советского Союза. Для меня это одна из проблем, если говорить о терроризме. Потому что я считаю, что одной из важных зон, где терроризм развивается, является Центральная Азия и прежде всего наши бывшие среднеазиатские республики. Я бывал там, знаком с ситуацией. Хочу сказать, что в общем-то и раньше этим делом серьезно не занимались, а уж сегодня мы просто не представляем уровня существующих отношений в этих странах и насколько серьезной может быть в перспективе складывающаяся там ситуация. Когда я думаю о том, почему Каримов разрешил американцам оказаться на территории Узбекистана, то прихожу к выводу, что, может быть, это был шаг отчаяния.

Александр Александрович представил доклад о социальной сущности терроризма. Не случайно. Для меня само явление терроризма связано с такой огромной массой населения, которую мы сейчас называем маргинальной, т. е. выпадающей из основной сферы человеческой деятельности. И эта маргинальность как у нас в российском обществе, так и в странах Центральной Азии и во всем Азиатско-Африканском мире чрезвычайно быстро растет. Маргиналы составляют, возможно, не менее половины всего населения. Поэтому вероятность приобщения множества людей к терроризму, возможность активизации крайних форм противостояния в обществе сегодня чрезвычайно велика. И в этой ситуации мы практически не знаем, с кем боремся, против кого должны выступать и какими методами должны действовать. Раньше в СССР и в нашем Институте была практика,когда проблемы Узбекистана изучали узбеки, Таджикистаном занимались таджики и т. д. И теперь, когда все эти государства ушли из поля совместной жизни, выяснилось, что в России практически нет специалистов по этим странам.

С чем я сталкиваюсь сегодня, когда я присутствую на распределении молодых специалистов в Министерстве иностранных дел? В качестве совершенно уникального примера приведу случай этого года, когда выпускника Дипломатической академии с латышским языком посылают работать в посольстве Армении. Я его спрашиваю: «А Вы знаете что-нибудь о партии «Дашнак цутюм»? Конечно, он не знает этой партии. А куда же мы этого молодого человека посылаем? Что мы будем делать потом с этими «дашнаками»? Говорят, что посол научит. Когда же посол будет учить?.. Мы еще много дров наломаем, прежде чем действительно станем понимать, кто наши друзья, а кто враги, как мы должны строить политику в отношении тех государств, которые считаются приоритетными в отношении к России.

И еще сложнее ситуация в Центральной Азии, в наших бывших среднеазиатских республиках. К ним я бы добавил и Казахстан. Это не среднеазиатская республика, но он очень близок к этому региону. Здесь степень напряженности отношений необычайно высока, а мы все еще оперируем понятиями «советский декханин», «дружба народов» и т. д. и т. п. Сегодня все это совершенно не соответствует реалиям. Для меня сейчас очень важной является проблема здесь, в Москве. Я надеюсь, что мы с Игорем Михайловичем на эту тему еще посоветуемся. Может, я предложу создать совместный центр по Центральной Азии и Кавказу, чтобы мы могли наладить какую-то систему образования и обеспечить в ближайшем будущем наши государственные органы людьми, которые хоть что-то понимали бы в происходящем в странах этих регионов. Без понимания происходящего ничего хорошего ждать не следует.

То, с чем мы сегодня сталкиваемся, чем обеспокоены, — это проблема прежде всего незнания или слабого представления о том, что творится вокруг нас. Думаю, что это еще и проблема незнания того, что происходит в глубине России. Надо понять, что значительная часть азербайджанского, армянского, грузинского населения живет у нас, в России, составляет огромные диаспоры внутри нее. Как взаимодействовать? Как находить общий язык? Это тема, которую мы сейчас чрезвычайно плохо представляем.

Вчера ко мне приходит девушка из Афганистана, наша аспирантка. Она говорит: «Не могли бы Вы мне подписать бумагу на имя Верховного комиссара по делам беженцев?» Я спрашиваю: «А разве эмиграционная служба не может Вам помочь в этом?» «Да что Вы, — отвечает она. — Никогда она нам не помогала и помогать не будет». Одни слезы и грусть от ее рассказа. Это лишний раз показывает, что подготовка наших государственных чиновников, которые могли бы решать проблемы на своем уровне, смягчать напряженность, сокращать внутреннее противостояние, очень низкая.

А. А. Зиновьев

Слово имеет Хлобустов Олег Максимович, эксперт Фонда национальной и международной безопасности, старший научный сотрудник Академии ФСБ России.

О. М. Хлобустов

Прежде всего я хотел бы поблагодарить организаторов нашего сегодняшнего «круглого стола», предоставившего возможность выступить и поделиться с вами некоторыми соображениями по обсуждаемой проблеме.

Я буду говорить не о международном терроризме и его влиянии на Россию, а о том, что происходит в нашей стране, что порождается нашими внутренними проблемами и процессами. О том, что нам, вероятно, предстоит переживать в ближайшие годы.

Прежде всего, когда мы говорим о терроризме, мне кажется, надо различать собственно терроризм и рост насильственной преступности. Наши средства массовой информации эти два несколько разноплановых явления путали, тем самым бессознательно вводя в заблуждение нашу общественность, читательскую аудиторию, зрителей.

На наш взгляд, прежде всего следует обратить внимание на социальную обусловленность появления и распространения политического терроризма. Это обстоятельство еще в начале XX века подчеркивал известный сотрудник российского МВД Александр Иванович Спиридович (см. его работу «Партия социалистов-революционеров и ее предшественники». Санкт-Петербург, 1914).

На распространенность террористических проявлений как одной из наиболее опасных форм криминальных деяний влияют, по-видимому, те же факторы, что определяют рост общеуголовной преступности.

На VIII конгрессе ООН по предупреждению преступности и обращению с преступниками (Гавана, 1990 г.) отмечалось, что такими криминогенными факторами являются: бедность, безработица, неграмотность, нехватка доступного жилья, несовершенство системы образования и подготовки кадров, отсутствие жизненных перспектив, отчуждение и маргинализация населения, обострение социального неравенства, ослабление семейных и социальных связей, недостатки воспитания, негативные последствия миграции, разрушение культурной самобытности, нехватка объектов культурно-бытового назначения, а также распространение средствами массовой информации идей и взглядов, ведущих к росту насилия, неравенства и нетерпимости.

К сожалению, приходится констатировать бурный рост этих, в целом нетрадиционных для нашей страны, криминогенных факторов именно в период 1991–1999 годов.

Учитывая эти обстоятельства, борьба с терроризмом предполагает необходимость минимизации негативного воздействия перечисленных выше факторов, на что направляется деятельность всей системы государственных и негосударственных органов и организаций наиболее развитых государств мира.

На наш взгляд, нет принципиальных различий в борьбе с международным и «внутренним», или внутригосударственным терроризмом. Только в первом случае к традиционным субъектам противодействия этой угрозе, определенным Федеральным законом Российской Федерации № 130-ФЗ от 25 июля 1998 года «О борьбе с терроризмом» в лице Федеральной службы безопасности, МВД и Министерства обороны, присоединяются также Служба внешней разведки, Федеральная пограничная служба и Государственный таможенный комитет.

Анализируя распространение терроризма в России в последнее десятилетие XX века, следует отметить, прежде всего, что оно происходило на фоне роста насильственной преступности в стране, некоторые проявления которой — заказные убийства, меры запугивания, связанные с осуществлением демонстративных взрывов, обстрелов, поджогов, захватом заложников и тому подобных действий, — в общественном мнении ассоциировались с терроризмом, с которым они имеют определенное внешнее сходство по объективной стороне состава преступления.

Собственно же террористических акций было гораздо меньше, но с 1994 года, с момента, когда в Уголовном кодексе России впервые появилась статья об уголовной ответственности за терроризм, наблюдается ежегодный прирост этой категории уголовных деликтов (в 1994-1997 гг. число террористических проявлений увеличивалось ежегодно на 20–25  %, а в 1998-2000 гг. их ежегодный прирост составлял уже около 50  %).

Учитывая особо тяжкий характер последствий некоторых террористических акций 1999–2000 гг., следует однозначно констатировать рост общественной опасности данного вида преступных деяний. Необходимо, однако, также подчеркнуть, что правоохранительным органам удавалось предотвращать до половины готовящихся террористических акций. На декабрь 2000 г. в производстве следственных органов находилось около двухсот уголовных дел по статье 205 («терроризм») и еще около 800 дел по статье 206 («захват заложников») УК Российской Федерации.

Согласно исследованиям, проводившимся в Академии управления МВД России, более половины террористических проявлений имели корыстную мотивировку, то есть согласно закону относились к компетенции органов внутренних дел, а еще около четверти из них были связаны с расстройствами психики их исполнителей. И лишь около оставшихся 25 % террористических проявлений являлись «классическим», социально и политически мотивированным терроризмом.

Приведенная динамика террористических проявлений, а также их освещение в СМИ не могут не влиять на состояние общественного мнения населения. Так, при опросе, проводившемся ВЦИОМ в октябре 1999 г. после серии известных террористических акций в городах Москве, Буйнакске и Волгодонске, 13 % опрошенных отмечали, что обеспокоены опасностью стать жертвой терроризма. А опрос в октябре 2001 г. показал, что уже 26 % респондентов очень опасаются стать жертвой терроризма, и еще 50,3 % в какой-то мере опасаются этого.

Таким образом, можно констатировать, что фактор угрозы терроризма стал неотъемлемой частью жизни в России.

В то же время подавляющее большинство опрошенных ВЦИОМ в октябре 2001 г. поддерживало меры, направленные на противодействие терроризму (см. таблицу). 

Предлагаемые меры	Проценты от общего числа опрошенных
	Определенно да	Скорее да
Ужесточить порядок получения въездных и выездных виз	51,1	34
Ужесточить контроль за документами и личный досмотр пассажиров	60,0	33,3
Расширить контроль за телефонными разговорами, средствами сотовой связи, электронной почты	29,2	26,4

Следует отметить, что последние меры, получившие в нашей стране название «СОРМ» («системы оперативно-розыскных мероприятий в компьютерных сетях») и подвергавшиеся критике в отечественных СМИ в 1999–2000 гг., полностью соответствуют рекомендациям, выработанным на встрече министров по вопросам безопасности стран «большой восьмерки» в Париже в июне 1998 г. Вот уж поистине — Ignorantum non argumentum est (Незнание не есть аргумент)!

В противодействии терроризму важная роль принадлежит и средствам массовой информации. Причем эта роль может быть различной — от нейтрально-сторонней, до стимулирующей экстремистские и террористические действия, либо наоборот, противодействующей им.

В принципе, за рубежом, где с проблемой противодействия терроризму столкнулись ранее, важность этого вопроса была осознана давно. Например, в США первая научная конференция по вопросам взаимосвязи терроризма и деятельности СМИ была проведена еще в ноябре 1977 г.

Проблема эта также в октябре 1995 г. рассматривалась на специальном «круглом столе», проводившемся в рамках IX международного конгресса ООН по предупреждению преступности и обращению с правонарушителями.

К сожалению, эти глубоко обоснованные рекомендации далеко не в полной и должной мере используются руководством отечественных СМИ.

Однако, справедливости ради, необходимо отметить, что Федеративный совет Союза журналистов России впервые в истории в октябре 2001 г. разработал проект Правил поведения журналистов при освещении террористических акций и проведения контртеррористиских операций. Возможно, реализация на практике их принципов, близких гиппократовскому завету «не навреди!», внесет позитивный вклад в дело предупреждения и профилактики терроризма и иных проявлений экстремизма.

Следует также заметить, что контртеррористическая пропаганда в целом не требует дополнительных финансовых затрат, но может оказаться достаточно действенной и эффективной.

Это прекрасно понимал бывший народоволец Л. А. Тихомиров, который, будучи обеспокоенным явным ростом экстремистской пропаганды, опубликовал в «Московских ведомостях» осенью 1895 года серию статей, в которых давалась блестящая социальная критика терроризма, не утратившая своего значения и поныне.

По пути сотрудничества прессы и правоохранительных органов идут и многие зарубежные страны, которым пришлось столкнуться с этой угрозой.

К сожалению, не может не настораживать то, что некоторые сообщения СМИ подчас представляют собой чуть ли не инструкции по подготовке и осуществлению террористических акций. На протяжении ряда лет в российских СМИ подспудно пропагандируется тезис о том, что «винтовка рождает власть».

В то же время следует подчеркнуть, что до самого недавнего времени терроризм не побеждал никогда и нигде в мире за двумя исключениями. Первое — это известные августовские «хасавюртовские» соглашения 1998 г. с руководством чеченских незаконных формирований. Второе — внезапное признание в марте 1999 г. так называемой «армии освобождения Косова» субъектом международных отношений, что привело к агрессии НАТО против Югославии.

Однако обе эти «победы» стали поистине пирровыми победами, обернувшимися новыми широкомасштабными нарушениями прав человека.

Распространенным информационно-идеологическим стереотипом являются утверждения о том, что терроризм является-де «дешевым, высокоэффективным и относительно безопасным» средством борьбы.

В конце XIX века в России действительно была сформулирована теория «террористической борьбы», положившая начало «левому», точнее говоря — «левацкому» терроризму. Подчас обвиняют в этом и В. И. Ленина, называя его чуть ли не основоположником этого идейного течения. Между тем, проведенное нами исследование (см.: Терроризм в России и большевики // Современный терроризм: состояние и перспективы. М., 2000), доказывает, что большевики были последовательными противниками террора.

Учитывая, что в настоящее время «левацкий» терроризм продолжает существовать, а в конце XX века его проявления имели место и в России (см.: Захаров В. Н. На рубеже тысячелетий и эпох// Алидин В. И. Государственная безопасность и время. М., 2001), представляется необходимым развенчать как «героизацию» терроризма в общественном сознании, так и отказаться от гипотезы о его «генетической связи» с марксизмом-ленинизмом.

Данный тезис о непримиримости большевиков к терроризму способен, на наш взгляд, окончательно развенчать идеологию «левацкого» терроризма, причем не только в России, в то время как противоположные утверждения лишь укрепляют позиции левых радикалов.

В целом же, по нашему мнению, стратегия противодействия терроризму на федеральном и региональном уровнях должна включать в себя:

• противодействие — идеологическое, информационное, организационное — формированию у граждан террористических намерений и настроений;
• противодействие — правовое, информационное, административное и оперативное — возникновению террористических (экстремистских) групп и организаций;
• недопущение приобретения оружия, боеприпасов и иных средств осуществления преступных действий лицами, вынашивающими террористические намерения;
• предупреждение, то есть недопущение совершения террористических действий на стадии их подготовки и покушения;
• пресечение — оперативное, боевое, уголовно-правовое — террористических действий на стадии их реализации.

Три первых из названных направлений противодействия террористическим проявлениям входят в понятие общепредупредителной деятельности государства. Остальные же и есть, собственно говоря, борьба с терроризмом.

Но, как нетрудно заметить, все эти направления деятельности имеют самое непосредственное отношение к соблюдению и защите прав человека.

А. А. Зиновьев

Прошу выступающих все-таки придерживаться регламента. Слово имеет Игорь Алексеевич Михайлов — вице-президент РИК, политический обозреватель «Голоса России», политолог, публицист.

И. А. Михайлов

Действительно, терроризм — это явление многогранное, многоликое, имеющее свою историю. Я буквально несколько минут посвящу эволюции терроризма.

Терроризм как явление возник в первом столетии нашей эры. Существовала так называемая террористическая организация сикариев, главным оружием которых была сика — спрятанный под одеждой кинжал или нож. Сикарии применяли необычную практику — атаковали противника среди белого дня во время праздников.

До Первой мировой войны терроризм считался орудием левых, к нему прибегали индивидуалисты или небольшие группы националистов и левой социалистической ориентации. С окончанием Первой мировой войны терроризм взяли на вооружение уже правые, национал-сепаратисты и фашистские организации Германии, Франции, Венгрии и Румыния. Напомню вам убийство Либкнехта, Розы Люксембург, югославского короля Александра и французского премьера Барту в 34-м году и т. д.

В XX веке состоялся перенос терроризма на государственный уровень, чего ранее не было. Террористическое государство давило своих граждан беззаконием внутри страны, заставляло их постоянно ощущать свое бессилие и слабость. Исторический пример — это Германия, сравнительно недавний пример — это Чили, Кампучия.

В последние годы на международной арене многие действия США стали по своему характеру приближаться к террористическим. То есть мы можем говорить, что государственный терроризм стал в определенной степени политикой Соединенных Штатов. Здесь упоминали югославские события, события в Косово. Я хотел бы напомнить малоизвестный факт; военной операции, которая была начата НАТО (кстати, вопреки своему собственному Уставу 1999 года), предшествовали визиты директора ЦРУ Джорджа Теннета в Тирану, длительные встречи с представителями армии освобождения Косово. После них появлялась секретарь Госдепа Мадлен Олбрайт, которая неоднократно встречалась и с той и с другой стороной.

Еще одна деталь. В 70-х годах XX века в обращение был введен термин «международный терроризм». Конфликтогенный потенциал терроризма резко вырос. И есть такой рубежный год -1960. Именно тогда появляется будоражащая воображение юристов цифра — 500 нелегальных террористических организаций, которые отслеживались спецслужбами Запада и Советского Союза.

Терроризм стал приобретать международный, глобальный характер. Мы наблюдаем интересную закономерность. Если до 1960-х годов эпицентр террористических организаций находился в Латинской Америке, то постепенно, после 60-х годов, происходит процесс его смещения в Европу, Турцию и в страны Ближнего Востока.

В 90-х годах на первое место по своей активности выходят религиозные исламские террористические организации.

Что получается? Прошел целый век. Террористические организации вернулись на Ближний Восток. Сейчас перед исследователями будет стоять серьезнейшая задача — дать ответ на вопрос: почему в мире так много исламских религиозных организаций? Почему именно исламские террористические организации доминируют?

Что касается различных универсальных, международно-правовых актов, которые принимались мировым сообществом, странами, чтобы как-то себя оградить от терроризма. Здесь говорилось, что их почти нет. На самом деле я насчитал порядка десяти. Это и Вашингтонская конвенция от 1971 года, Европейская конвенция о борьбе с терроризмом 1976 года, Дублинское соглашение 1979 года. Это и решение 49-й сессии Генеральной Ассамблеи ООН 1994 года и т. д. Но они не работают. Не работают потому, что изменился терроризм. Акты остались прежними, а соответствующих, активно работающих организаций и сотрудничества между государствами на высоком уровне нет. Что касается Чечни. Мы не можем справиться с террористами, бандитами, как их еще называют, которые прячутся в горах. Генералы прошедшие Великую Отечественную войну, смеются. В те времена операции, когда надо было уничтожить 500 человек, которые прятались в горах, выполнялись за полтора-два месяца. Сейчас эту задачу не могут решить годами. Видимо, просто нет политической воли. И нет чего-то еще...

Что касается чеченского менталитета, судьбы этого народа, то, с одной стороны, их жалко. А с другой стороны... Практически два века этот народ борется за свою «независимость», используя террористические методы. Но все почему-то забывают о том, что на земле, где сейчас живут чеченцы, прежде жили и казаки, и русские. Когда говорят о том, что чеченские беженцы сосредоточены в Ингушетии, забывают, что и русские беженцы, которые вынуждены были покинуть Чечню, живут сейчас в России. И многие из них тоже бедствуют.

А. А. Зиновьев

Слово имеет Журавлев Юрий Иванович, член нашего Клуба, академик РАН.

Ю. И. Журавлев

Уважаемые коллеги, у меня скорее реплика, а не выступление. Во-первых, позвольте выразить самые теплые, приятные чувства, которые меня наполняют на этом собрании. Мне давно не приходилось находиться в большом кругу гуманитариев. Очень приятно слышать такие точные, ясные и четкие выступления, с которыми я в подавляющем большинстве случаев согласен.

Хотел бы сказать вот о чем. Здесь был микроспор о том, надо ли давать определение террору, терроризму и т. д. То, что надо, — это для большинства очевидно. Но дело в том, что сложное понятие (это давно известный закон энтропии) коротко не определяется. Такие вещи, как терроризм, очень многоплановые, многофакторные и т. д. Это то же самое, что определить двумя словами или несколькими фразами понятие «живое». Это биология. У нее был долгий чисто описательный период. И лишь потом была создана классификация живых организмов — сложная иерархическая структура, в которой есть виды, подвиды и т. д., которые между собой соответствующим образом соотносятся. Я думаю, что с определением терроризма происходит примерно то же самое. Собственно, это у Игоря Михайловича в какой-то степени прозвучало в выступлении и у других выступающих тоже. Определение здесь можно дать, но это, конечно, будет определение с большим числом компонентов, связей и т. д. Это если всерьез говорить.

Второе, что я хотел бы сказать. Очень давно, еще в 60-х годах, в СССР существовала большая экспертно-аналитическая служба, которая подпитывалась весьма мощными разработками ученых как гуманитарных, так и точных специальностей. Разработки этой службы позволяли с большей степенью достоверности раскрывать основные качества личности, мотивы поведения и многое другое. В том числе и террористические наклонности. В 70-е годы были сделаны рекомендации по просьбе тогдашней Югославии. В Словении столкнулись с тем, что люди, получившие достаточно высокую квалификацию, уезжали за границу и там получали большую зарплату, оставались работать. У них границы тогда уже были открыты. Югославы попросили нас изучить проблему. Мы изучали тех, кто, по нашим наблюдениям, может скоро уехать. Этим людям повышали зарплату, давали квартиру и т. п. И система заработала. Я был руководителем создания этой системы... Не так давно, несколько лет назад, югославы с большим восторгом эту систему показывали делегации нашего Совета Федерации, но уже как свою. Наши аплодировали. Могу вам сказать, что если наши уважаемые гуманитарии обратят свои взоры в эту сторону, то тут могло быть поле очень большой и интересной работы.

А. А. Зиновьев

Слово имеет Мещанкин Илья Викторович — сотрудник службы по защите конституционного строя и борьбе с терроризмом Управление ФСБ по Москве и Московской области.

И. В. Мещанкин

Обсуждая тему «Международный терроризм», необходимо коснуться проблемы его религиозной составляющей.

Осуществление террористических акций со стороны организаций, исповедующих традиционные религии (православие, католицизм, традиционный протестантизм, ислам, иудаизм и др.), практически исключено. Ни одно из традиционных вероучений не содержит призывов к насилию, нанесению вреда, устрашению общества. Не несет идеологических обоснований использование насилия или угрозы его применения для достижения политических целей.

В то же время к концу XX века в ряде стран мира был отмечен существенный рост числа организаций, культивирующих религиозный фанатизм, основывающийся на извращенных духовно-этических канонах. Деятельность таких организаций, как правило, сопряжена с насилием над гражданами, причинением вреда их здоровью, побуждением к отказу от исполнения гражданских обязанностей, а также совершением иных противоправных деяний. При этом закрытые религиозные доктрины таких структур признают возможность использования насилия, угроз, шантажа во благо организации.

Учитывая, что любая воинствующая религиозная доктрина — это не вера, а, в первую очередь, политическая идеология, можно с уверенностью говорить о том, что данные организации являются «религиозным прикрытием» для осуществления их руководством криминального бизнеса и достижения политических целей.

Указанные структуры будем называть деструктивными религиозными культами. Широко используемое в средствах массовой информации определение «секта» не совсем верно. Если взять определение термина «секта» из энциклопедического словаря, то можно увидеть, что секта — это, в сущности, не более чем направление какой-либо религии. Модификация одной из существующих традиционных религиозных систем. Такие модификации обычно не признаются самой религиозной системой, на базе которой они вырастают. Множество подобных ответвлений существует в христианстве, буддизме, иудаизме, исламе и т. д. Мы же будем говорить не просто о новых религиозных организациях, а о принципиально иной модели внутригрупповых отношений.

Определим понятие «деструктивный религиозный культ» (ДРК). Под ДРК будем понимать группу или движение, которые:

• демонстрируют чрезвычайную преданность какой-либо личности (лидер/гуру), идее или вещи;
• имеют, как правило, жесткую вертикальную иерархию подчинения;
• используют обман при вербовке новых адептов;
• используют реформирующую мышление программу, чтобы убеждать, контролировать и подготавливать к жизни в коллективе (то есть интегрировать их в групповую уникальную модель отношений, верований, ценностей и практики);
• систематически стимулируют состояния психологической зависимости у адептов;
• эксплуатируют адептов для достижения успеха в целях лидеров;
• причиняют психологический вред адептам, их семьям и обществу.

Разобраться в природе ДРК позволяет феномен «корпоративной культуры», который состоит в смещении акцента в сознании человека с собственных интересов в сторону интересов организации, которой он принадлежит. Если первоначально организация, в которую его пригласили, это только часть мира, в котором существуют еще и его дом, его семья, его личные интересы и любимые занятия и т. п., то после подобного смещения акцента именно организация становится и домом, и семьей, а работа на эту организацию — делом всей жизни. По сути, организация становится для человека всем миром.

Кто же может попасть под влияние ДРК? Изучение деятельности ДРК психологами выявило ряд условий, способствующих этому. Во-первых, существует категория людей, которая нуждается во внешней организации социального пространства. Такие люди в силу самых разнообразных причин не способны принимать на себя ответственность за собственные решения. Они нуждаются в лидере и определенной системе ценностей, которая упростила бы им принятие жизненно важных решений. Постоянная поддержка со стороны социальной структуры позволяет таким людям ощущать себя полноценными индивидами. В этом состоит феномен зависимого расстройства личности, описанный в международной классификации болезней. Кроме того, в жизни любого человека бывают моменты, когда личность становится уязвима. Такие состояния могут возникнуть ситуативно, под давлением жизненных ситуаций, в результате горя — смерти близких людей, тяжелого заболевания или потери смысла жизни. В соответствии с результатами исследований деятельности ДРК, человек может быть вовлечен в орбиту ДРК также во время обычных переходных периодов, характеризующихся повышенной тревожностью: смена работы или ее потеря, первый год вне семейного дома, год до или после учебного заведения, смена образа жизни или родины (гражданства) и др. Указанные обстоятельства умело используются вербовщиками ДРК.

Насколько же высока вероятность участия члена ДРК в подготовке и проведении террористических акций? Сравнивая психологические особенности личности члена террористической организации и адепта ДРК, можно обнаружить их значительное сходство.

Проведенные исследования показали, что среди членов террористических организаций, как и среди адептов ДРК, велик процент агрессивных параноидов. Члены указанных организаций склонны к экстернализации, т. е. к возложению ответственности за неудачи на обстоятельства и поиску внешних факторов для объяснения собственной неадекватности. Экстерналам, как правило, присуще конформное (сообразное правилам) и уступчивое поведение, они слабее реагируют на утрату личной свободы, ими легче манипулировать. Руководством же террористических организаций и ДРК культивируется образ внешнего общего врага (правительство, другая страна, другая религиозная конфессия и т. д.), которого можно обвинить во всех внутренних проблемах организации.

Кроме того, членов террористических группировок и ДРК объединяет слепая преданность членов организации ее целям и идеалам. Можно подумать, что эти цели и идеалы мотивируют людей к вступлению в организацию. Но это оказывается совсем не обязательно. Цели и идеалы служат рациональному объяснению принадлежности к ДРК или террористической группе. Настоящая же причина — сильная потребность во включенности, принадлежности к группе и усилении чувства самоидентичности. Обычно членами ДРК и террористических групп становятся люди, которые по тем или иным причинам испытывали трудности в рамках существующих социальных структур. Сопровождающее таких людей чувство отчуждения заставляет их присоединиться к ДРК или террористической группе. Поиск внешнего врага, ведущий к сплоченности группы, деление на «своих» и «чужих» — результаты усилий по защите чувства самоидентичности.

Известно также, что члены ДРК и террористических групп имеют, как правило, низкую самооценку. Идентификация с группой обеспечивает таким людям социальную роль. Вследствие низкой самооценки для адепта ДРК и члена террористической группы порвать с организацией, то есть отказаться от заново обретенной самоидентификации, практически невозможно. Это равносильно психологическому самоубийству. Таким образом, вовсе не авторитарные люди становятся членами жестко авторитарных групп. При этом любое нападение на группу воспринимается ими как нападение на себя лично.

Соответственно, любая акция извне значительно увеличивает групповую сплоченность. Об этом следует помнить, организуя работу по выявлению, предупреждению и пресечению преступной деятельности ДРК и террористических организаций.

По мере того как адепт ДРК или член террористической группы проникается идеологией своей организации, он усваивает абсолютистскую риторику. Мир для него распадается на своих и врагов, черное и белое, правильное и неправильное — никаких оттенков, неясностей, сомнений. Результатом становится параноидальная точка зрения адептов ДРК и членов террористических групп на окружающий мир вне организации и готовность нанесения ударов по обществу и врагу, кто бы им ни считался. Врага и методы нападения определяют лидеры организации.

Учитывая выявленное сходство психологических особенностей личности адептов ДРК и членов террористических организаций, а также возможность использования руководством ДРК своих структур в качестве прикрытия для осуществления противоправной деятельности и достижения политических целей, можно с большой долей вероятности рассматривать адептов ДРК в качестве потенциальных субъектов террористической деятельности.

Кроме того, известно о контактах представителей ряда международных ДРК с руководством международных террористических организаций.

За прошедшее десятилетие значительное количество зарубежных религиозных организаций, классифицируемых экспертами как опасные международные ДРК, создали свои структурные подразделения на территории России.

По данным экспертов Государственной Думы Федерального Собрания Российской Федерации, представленным в докладе «Об угрозе национальной безопасности России со стороны деструктивных религиозных организаций», в различные культовые новообразования вовлечено более 2 миллионов россиян. Из них — 70  % молодежь в возрасте от 18 до 27 лет. По данным Генеральной прокуратуры Российской Федерации, в результате деятельности ДРК разрушилось около 250 тысяч семей и примерно столько же несовершеннолетних детей оставлены родителями. Около 100 тысяч пожилых людей под внушением проповедников и гуру ДРК продали свои дома и городские квартиры, пожертвовав все вырученные средства в пользу ДРК. Кроме того, большинство действующих на территории России ДРК, как правило, налагают запрет на получение своими адептами квалифицированной медицинской помощи, в том числе и в критической для здоровья человека ситуации.

По материалам судебно-психологических, религиоведческих и правовых экспертиз, проводимых в отношении деятельности ряда ДРК, действующих на территории России, в рамках их вероучений существует целая система запретов, нарушающих права человека и подрывающих безопасность общества и государства. В идеологических доктринах данных организаций содержится информация, побуждающая к насилию над гражданами (физическому и психологическому). В распространяемых ДРК на территории России печатных материалах используются специальные языковые формы для целенаправленной передачи негативных установок и побуждений к действиям против общественной безопасности и общественного порядка. По оценке экспертов, пребывание в ДРК негативно сказывается на психике адептов, приводя к разрушению личности, дезадаптации человека в обществе, различным психическим расстройствам (вплоть до суицидных наклонностей) и разрыву практически всех социальных связей (друзья, работа, семья). Период психологической реабилитации бывшего адепта ДРК, в течение которого нивелируются изменения в психике человека и восстанавливается его прежнее социальное окружение, может составлять до 3 лет интенсивной работы со специалистами-психологами.

Активизация деятельности ДРК на территории России в последнее время связана с изменением стратегий распространения указанных организаций. Так, руководством ДРК проводится политика «конфессиональной анонимности», когда вновь создаваемые ими структуры отрицают свое отношение к какой-либо религии и выдают себя за светские организации (благотворительные и образовательные фонды, правозащитные организации и др.), занимаясь финансовой, информационной и правовой поддержкой деятельности ДРК. Отмечались факты проведения такими структурами опросов (анкетирования) населения по вопросам социально-политической, экономической и демографической ситуации в регионах России. Кроме того, отмечалось проявление повышенного интереса со стороны представителей ряда структур ДРК к особо режимным, военным объектам на территории России и ситуации на Северном Кавказе.

По имеющимся данным, в настоящее время в среде ДРК, действующих на территории России, активизировались центростремительные процессы, цель которых — создание представителями ДРК единого информационного поля в стране, оказание взаимной юридической поддержки, а также формирование благоприятных условий для распространения ДРК в России и лоббирования их интересов на государственном уровне. В частности, представителями ряда ДРК проводится работа, нацеленная на создание в России подконтрольного органа, отвечающего за формирование профессионального поля религиоведов, изучение деятельности религиозных организаций и проведение на государственном уровне религиоведческих экспертиз с учетом интересов нетрадиционных религий. Деятельность такой структуры может способствовать монополизации этой области социальных отношений в России, а также ослаблению роли государства в вопросах взаимоотношения с религиозными организациями. Кроме того, вопросы распространения ДРК на территории России могут также попасть в зависимость от политики ряда международных правозащитных организаций и зарубежных религиозных центров.

Известно, что большинство организаций, классифицируемых экспертами как ДРК, организуют свое проникновение в Россию с территории США, где располагаются штаб-квартиры большинства подобных международных структур. Указанные организации лоббируются в США на высоком государственном уровне и используются в процессе глобализации в качестве инструмента отстаивания США своих геополитических интересов. Известно, что официальные власти США осуждают меры, принимаемые рядом стран Европы, по ужесточению контроля за деятельностью ДРК, указывая на нарушение в этих странах прав человека. Так, государственными структурами США осуждаются ограничительные меры, принимаемые в отношении ряда ДРК в Германии. В текущем году был подвергнут резкой критике принятый депутатами Национального собрания Франции 31 марта 2001 года закон, существенно ограничивающий деятельность организаций, классифицируемых как ДРК, на территории Франции. В прилагаемый к закону список организаций, которые по мнению французских экспертов могут быть классифицированы как ДРК и признаны опасными для общества, вошли: Федерация сознания Кришны, Международная церковь Христа, Международная церковь сайентологии, «Свидетели Иеговы», Всемирная церковь царства Божия, Церковь Объединения, Ассоциация «Новый Акрополь» и др.

По оценкам экспертов религиоведов и психологов, на территории России действует более 1000 официально зарегистрированных и неформальных организаций, классифицируемых как ДРК. Однако принятое Государственной Думой Федерального Собрания Российской Федерации в 1996 году постановление «Об опасных последствиях воздействия некоторых религиозных организаций на здоровье общества, семьи, граждан России» не было реализовано ни по одному из пунктов. Принятый в 1997 году Федеральный закон «О свободе совести и о религиозных объединениях» не определяет понятия «деструктивный религиозный культ» и не регламентирует отношения государства с подобными организациями. Отсутствие соответствующего законодательного инструмента провоцирует практически бесконтрольную деятельность на территории России организаций, адептов которых можно рассматривать в качестве потенциальных субъектов террористической деятельности, что в итоге может привести к нанесению ущерба безопасности Российской Федерации.

А. А. Зиновьев

Слово имеет Болдырев Юрий Юрьевич — член нашего Клуба, государственный и политический деятель.

Ю. Ю. Болдырев

Я прежде всего хотел бы присоединиться к ряду выступавших. Действительно, очень интересная дискуссия. У меня такие же эмоции были, как у вас. Меня удивила сама постановка вопроса. С моей точки зрения, это то же самое, что рассматривать вопросы о международном применении, скажем, газового оружия, химического, биологического оружия, т. е. смешаны два совершенно разных понятия, но во всех без исключения выступлениях эти понятия были разделены. Одно дело терроризм как метод ведения войны. Он, с моей точки зрения, рассматриваться может и должен совершенно отдельно. Можно говорить о том, будут ли в будущем какие-то международные конвенции, еще что-то, которые запретят террор так же, как запрещено использование химического оружия. И совсем другой вопрос вообще ведения войны: кто первый начал, кто и каким методом осуществляет ответные действия и т. д. В этом смысле, мне кажется, более или менее все по полочкам было разложено. Хочу поблагодарить организаторов этой дискуссии за то, что она является интересной и содержательной.

А. А. Зиновьев

Слово имеет Овчинский Анатолий Семенович — доктор технических наук, начальник факультета информационных технологий Московского института МВД России.

А. С. Овчинский

Сегодня рассматривались вопросы в основном глобально. Коротко постараюсь затронуть криминологический и информационный аспекты. Современная преступность многолика. Я чуть-чуть отвлекусь от темы. Публичное выступление Ю. Ю. Болдырева, который присутствует здесь, однажды произвело на меня большое впечатление. Буквально года два-три назад мы были свидетелями грандиознейших финансовых преступлений, которые совершались в нашей стране, но никто и никак не был наказан. Преступность внедрилась в сферу общественных отношений и остается не выявленной. Страна поставлена на грань мирового банкротства, огромные финансовые средства были выведены из страны, но преступления как бы и не было.

И другое качество преступности — извлечение доходов из разрушения. Традиционно организованная преступность в какой-то мере может иметь конструктивный характер, хотя и является паразитом на теле общества. Но ведь в природе существует довольно гармоничное соотношение организмов и паразитов. Так и с преступностью. Но преступность может стать раковой опухолью общества, когда она извлекает доход из разрушения. Из разрушения экономики. Из разрушения социальных отношений. Из разрушения государства. Из разрушения духовных основ общества, о чем уже говорилось. Из разрушения мирового порядка.

Терроризм с точки зрения такого криминологического подхода является деструктивным, ярким проявлением деструктивной системы преступности, извлечения доходов из разрушения. Говорилось, что война в Чечне продолжается, кому-то это выгодно. Кому это выгодно? Многим это выгодно. Понятно. В средствах массовой информации эта тема обсуждалась много раз.

Последнее событие в Америке. Террористический акт. Что за этим стоит? Кому это выгодно? Идет извлечение доходов из разрушения некоего мирового порядка. Спецслужбы США немедленно получили хорошее финансовое вливание от правительства. Но кому это может быть выгодно еще? Например, европейским финансово-промышленным кругам, которые объединяют Европу, вводят свою валюту. Сейчас в Америке подъем. Сейчас доллар держится. Но страна втянута в войну. Чем это может кончиться? Как это может обернуться? И если удастся немножко — немножко доллар потеснить, а евро укрепить, можно представить, какие прибыли это принесет. Европейским корпорациям, международным корпорациям, интернациональным. Да и финансовым гегемонам Америки тоже.

Мы сейчас рассматриваем Америку как мировое зло. Это действительно так. Но может быть, кому-то выгодно было втянуть эту страну в войну? А война хороша только со стороны. На каком-то этапе подъем. А что дальше будет?.. Все это — извлечение доходов из разрушения.

Другой вопрос — это истоки террористического поведения, мотивации. Криминологи искали истоки криминального поведения, деструктивного поведения в деформациях социальных, в деформациях личностных. Но выясняется, что они связаны прежде всего с повреждениями в духовной сфере. Это идеология, это культура, это религия, это информация.

Об идеологии здесь говорилось. В прошлом веке в историю канули две мировые идеологии — коммунистическая и фашистская. Но на идеологию надо смотреть не только как на набор каких-то идей, но и как на обоснование прав. Коммунистическая идеология обосновывала право на мировую революцию с целью освобождения человечества. Фашистская идеология обосновывала право на мировое господство с целью селекции человечества. Да, мы сейчас сталкиваемся с новой идеологией, обосновывающей право на мировое господство. Это право обосновывается, доказывается, проявляется.

Однако любая идеология вызывает контридеологические права, в частности, право на сохранение своей самобытности, своей культуры, своей веры и т. п. через борьбу, вплоть до полного уничтожения цивилизации. К сожалению, Россия в борьбе этих идеологий пока не может противопоставить ничего своего, еще не родилась у нас такая идеология, которая могла бы встать выше над происходящим.

Сейчас имеем столкновение духовностей: искаженная деструктивная духовность ислама и выхолощенная протестантская, католическая духовность Запада. Они друг с другом и столкнулись.

В Конституции России записано, что никакая идеология не может быть признана государственной. Но если идеология — это обоснование права, то у нас не запрещено проповедовать и криминальную идеологию...

И последнее. Непосредственно об информации. В данном случае развивается своеобразный подход: информация рассматривается не как некий ресурс, а как функция, как результат интерпретации данных, сведений, знаний, как накопитель социально-психологической, духовной энергии и как инструмент воздействия, как инструмент управления. Мы столкнулись с информационными войнами, с информационными киллерами. Об информации как инструменте воздействия мы говорим, пишем, но глубоких исследований здесь нет. Мы не знаем, как противодействовать информационному терроризму, противостоять разрушению духовности.

О средствах массовой информации уже говорилось. Часто они играют в обществе деструктивную и криминогенную роль. Теория войн говорит, что всегда требуется информационное обеспечение любых боевых действий. Война в Чечне показала, какое у нас было отвратительное информационное обеспечение. Американцы показали пример информационного обеспечения. Война в Персидском заливе была у них хорошо обеспечена информационно.

А. А. Зиновьев

Анатолий Семенович, я добавлю к вашему выступлению. Недавно вышла книга вашего коллеги Расторгуева, прекрасная книга «Информационные войны».

А. С. Овчинский

Да, «Философия информационных войн». Несколько книгу него вышло. Мы с ним контактируем.

А. А. Зиновьев

Слово имеет Фурсов Андрей Ильич — кандидат исторических наук, директор Института русской истории Российского государственного гуманитарного университета, заведующий отделом Азии и Африки ИНИОН РАН.

А. И. Фурсов

Прежде чем перейти непосредственно к теме, позволю себе две реплики. Одна по поводу Ермолова и Барятинского, другая — относительно провала американских специальных и секретных служб 11 сентября.

Начну с последнего. В 1974, если не ошибаюсь, году баскские сепаратисты убили реакционного премьер-министра Испании Карреро Бланко. Средства массовой информации представители это как провал испанских спецслужб. Однако не прошло и десяти лет, как правда просочилась. Оказывается, Карреро Бланко очень мешал определенной части истеблишмента США, запланировавшего «демократизацию» Испании. В результате была поставлена задача всеми мерами способствовать успеху «охоты» баскских сепаратистов. Так что не стоит торопиться с оценками.

Я не думаю, что сами спецслужбы США устроили взрыв, как это считают некоторые. Но не могу допустить мысль об отсутствии у секретных служб США информации о готовящемся теракте. Другой вопрос, почему он в таком случае произошел — не поверили или сознательно допустили?

Часто вторую часть вопроса отметают с негодованием: неужели официальные лица могли сознательно допустить гибель мирных людей, пойти на это. Когда я слышу такие речи, то вспоминаю эпизод с Ковентри во время Второй мировой войны. Черчилль знал (поскольку англичане раскрыли секретные немецкие коды и могли дешифровать содержание передающихся с их помощью сообщений), что немцы собираются бомбить именно этот город. Однако он и пальцем не пошевелил, чтобы предотвратить гибель тысяч людей, поскольку в таком случае немцы обнаружили бы дешифровку и этот канал исчез бы. Черчилль пожертвовал жизнями своих соотечественников в политических интересах. Но то же может быть сделано в интересах экономических, идеологических и т. д. Вопрос в том, что и сколько на весах, кто и что выигрывает, кому выгодно — cui bono.

Элементарный анализ показывает, что в результате событий 11 сентября выиграли США, которые летом испытывали серьезнейшие экономические трудности, стояли на грани больших экономических неприятностей. Теперь, после взрыва, этих неприятностей можно не опасаться. Налицо также внутриполитический (резко пошедший вверх рейтинг Буша, морально-политическое единство, расколотое скандальными президентскими выборами) и внешнеполитический (усиление контроля над союзниками — «по законам военного времени», усиление проникновения в нефтеносную зону Азии, прежде всего — в бывшую советскую Среднюю Азию, откуда можно грозить пальчиком и русским, и китайцам) выигрыш. Так что по поводу разговоров о провале американских спецслужб отвечаю «по Станиславскому»: «Не верю».

Что касается стратегии (и успеха) Барятинского и стратегии (и неуспеха) Ермолова на Кавказе, то я не стал бы их противопоставлять. Несколько упрощая этот сложный вопрос, скажу так: без Ермолова не было бы побед Барятинского. К тому же Барятинский действовал в иной международной обстановке и в иной политической ситуации на самом Кавказе (чем Ермолов), когда, помимо прочего, там возникло недовольство Шамилем, сформировалась оппозиция ему. Здесь не надо было действовать так, как Ермолов.

Ну, а теперь непосредственно к теме нашего сегодняшнего заседания.

Хорошо известно, что за одной и той же формой могут скрываться различное содержание, различные функции. По своей форме терроризм не изменился, и в этом смысле, действительно, что сикарии I в. н. э., что палестинцы XXI в. — одно и то же. Разница в вооружении и оргструктурах. С содержанием дело обстоит иначе.

За последние 150 лет мировая система пережила несколько волн терроризма. Если оставить в стороне бабувистов во Франции и карбонариев в Италии в начале XIX в., то первая волна — это последняя треть XIX в. (Россия, Балканы, Франция, Италия, Ирландия). Вторая волна — послевоенная. Она распадается на несколько «линий»: латиноамериканская городская партизанская борьба, сепаратистский терроризм в Европе (Ирландия, баски, Корсика), крайне левый (и — реже — крайне правый) терроризм в Италии, ФРГ, Японии.

Наконец, третьей волной можно (по крайней мере внешне) считать терроризм исламских фундаменталистов конца 80–90-х гг. Однако, на мой взгляд, «третья волна» терроризма имеет несколько существенных отличий.

Во-первых, в основе террора фундаменталистов-мусульман лежит не просвещенческая геокультура, а отрицание последней. Хочу напомнить, что хомейнистская фундаменталистская революция 1979 г. в Иране была не просто первой антиимпериалистической революцией в третьем мире, проходившей не под марксистскими (левыми) лозунгами, а первой революцией под религиозными, исламскими (в шиитском варианте) лозунгами. При этом идейно она была направлена против как либерализма, так и марксизма, т. е. против просвещенческого универсализма в целом. Иными словами, терроризм исламистов в своей основе не является политическим («право-левым» или «лево-правым») в традиционном смысле.

Во-вторых, строго говоря, не является он и терроризмом. Как по своему содержанию, так и по целям мы скорее имеем дело с новым видом войны, военных действий, который я именую «всемирной войной» и который в своем особом историческом качестве отличается от мировых («тридцатилетних»: 1618–1648; 1756–1763 + 1792–1815; 1914–1945) и глобальной (холодной) войн. «Всемирная война» (ее еще можно назвать «точечной», или «пуантилистской») в значительной мере стирает грань между миром и войной. Всемирная война — это та реальность, в которой мы живем и которую по обыкновению воспринимаем на привычный и в то же время обманчивый лад как «международный терроризм», «беспорядок наций», «мировая нестабильность», «рост криминализации», «серых зон» и т. д. У этой реальности — три основных источника, корня, фактора, обусловивших ее возникновение; генезис явления (системы) всегда позволяет лучше понять само явление (или систему).

Факторов-источников, о которых я говорю, три:

1) глобальная (холодная) война;

2) ситуация в арабо-мусульманском мире;

3) научно-техническая революция, сопутствующие ей изменения в структурах производства, власти и общества.

За неимением времени я, естественно, буду говорить сжато, тезисно.

Начну я с холодной войны, которая была первой и, похоже, последней глобальной войной. Борьба в ней велась не за то, какое государство будет гегемоном мировой капиталистической системы (как это было ранее — в столкновениях между Голландией и Испанией, Великобританией и Францией и США и Германией), а за то, какая система будет господствовать на планете в целом — капиталистическая или антикапиталистическая — коммунистическая. Поскольку противостоящие стороны обладали ядерным оружием, на глобальном уровне война развивалась как «холодная», «горячей» она могла быть лишь в локальных конфликтах, в которых сходились «сателлиты», «клиенты» основных действующих «лиц».

Естественно, что противоборствующие стороны — СССР и США, — стремясь подорвать позиции друг друга, пользовались всеми доступными средствами. В частности, они создавали заново или помогали уже существующим «антисистемным» (относительно противника) движениям и силам. Главной ареной был третий мир — афро-азиатские и латиноамериканские страны. Здесь обе стороны поддерживали (или, как я уже сказал, создавали) партизанские или сепаратистские движения, криминальные синдикаты, террористические организации. С самого или почти с самого начала все эти организации использовались как средство международной борьбы, в большей или меньшей степени контролировались секретными службами, инфильтрировались их агентами. В результате в ходе холодной войны сформировалась мировая подпольная («теневая») система насилия, все более и более приобретавшая собственную логику и динамику развития. И тем не менее пока продолжалось противостояние сверхдержав, в большей или меньшей степени указанные структуры находились под двойным контролем противной стороны и вскармливавших их хозяев.

Ситуация изменилась на рубеже 1980–90-х годов. С окончанием холодной войны многие группы и структуры либо лишились хозяев, либо просто оказались ненужными и начали искать себе другое применение. Так, например, многие афганские моджахеды отправились на Балканы, в Алжир, Чечню, Кашмир, Египет. Некоторые движения — Талибан — вообще «отвязались» (хотя и не до конца) и начали играть в собственные игры. Таким образом, холодная война стала инкубатором целого подпольного мира — всемирной подпольной паутины, а ее окончание резко ослабило контроль над «пауками» и «паучками», многие из которых стали почти самостоятельными агентами международных экономических и политических отношений. Особенно преуспели те, кто смог обрести идейную основу, в частности исламский фундаментализм. Речь идет, естественно, прежде всего об арабо-мусульманском мире.

Вторая составляющая нынешней ситуации с явлением, именуемым международным терроризмом 1990-х гг., — положение в арабо-мусульманском мире. Я далек от того, чтобы жестко стопроцентно привязывать террор к исламу как религии. Тем не менее, остается фактом наличие террора исламистов и отсутствие, скажем, индуистского, буддистского или конфуцианского террора аналогичных масштабов. Но дело здесь не столько в исламе, хотя некоторые его особенности могут стать дополнительным идейным обоснованием истребления немусульман, а в социально-экономической ситуации в арабском (арабо-мусульманском) мире и наличии в пределах именно этого мира нефти. С последней, как фактором, создающим или усиливающим конфликт, все ясно. Что же касается социально-экономической ситуации, порождающей фундаментализм и экстремистские движения, то суть заключается в том, что светские режимы арабо-мусульманского мира, будь то правые или левые, не смогли решить проблемы экономического развития своих стран и выполнить социальные программы. Обратной стороной модернизации как под формально буржуазными (например, Иран) или квазисоциалистическими (например, Египет Насера) странами стали обогащение верхушки, обнищание значительных масс населения, рост (поляризация) экономического и социального неравенства. В глазах значительной части населения, особенно образованной молодежи, которая не может найти себе работу, это скомпрометировало западоподобные идеологии и стратегии развития, господствовавшие в арабском мире в 1940–1960-х гг., в то же время их, испытывающих экономическое и социальное недовольство, не устраивает и традиционный ислам. Во-первых, он оказался не способен противостоять Западу, его влиянию. Во-вторых, традиционализм — это воля к подморожению общества, тогда как налицо необходимость перемен. Все это и обусловило возникновение фундаментализма, враги которого — как Запад, так и местная традиция. Фундаментализм — явление революционное (или, скажем, радикальное) и современное.

Оформление социального протеста как радикально-фундаменталистского в регионе, где есть жизненно важная для Запада нефть, где постоянно тлеет арабо-израильский конфликт, где произошла хомейнистская революция, где существует режим Саддама Хусейна, придает не только особую окраску региональному элементу мировой подпольной системы, но и дополнительный стимул, который усиливается общемировой ситуацией. В результате исламский фундаментализм, возникший как следствие социально-экономических проблем послевоенного развития ряда арабо-мусульманских стран, становится формой и оргструктурой терроризма 1980 — 1990-х гг. и приобретает мировое, глобальное измерение, совпадая с таким явлением, как глобализация, точнее, становясь одним из ее элементов (или аспектов).

Здесь мы подходим к третьему источнику нынешней волны терроризма, позволяющему понять последний как нечто более серьезное, чем просто терроризм.

Научно-техническая революция породила две «вещи» — наукоемкое производство, не нуждающееся в массовом рабочем и среднем классе, и, посредством компьютеризации финансовых потоков, глобальный (а не просто мировой) рынок, а с ним — глобализацию.

Поскольку структуры наукоемкого производства невелики по своей природе, то уже в 1980-е гг. остро встал вопрос о «лишних группах». В результате начался процесс отсечения (или оттеснения) от «социального пирога» значительной части тех социальных сегментов, которые упрочили свои экономические и социальные позиции на пике индустриальной эпохи, грубо говоря, между 1945 и 1975 г. НТР означала не только глобальную производственно-финансовую перестройку, но и социальную, связанную именно с отсечением значительной части населения, ненужной в постиндустриальной системе, от общественных благ и возможностей. Первопроходцами этой «неолиберальной» перестройки были Тэтчер и Рейган. Объективно указанный процесс ведет к формированию общества, которое уже получило определение в западной социологии — «общество 20:80» (20 % — богатые, 80 % — бедные при практическом отсутствии / размывании / уничтожении среднего класса). У нас, в СССР, а затем в России, что бы себе ни думали Горбачев и Ельцин, объективно — по результатам — «горбачевизм» и «ельцинизм» стали средством отсечения от «общественного пирога» огромной части населения.

Социальная суть глобализации, таким образом, это передел. Начало этот передел государство, однако почти сразу же в соответствии с логикой НТР у него появились конкуренты. «Все, что движется со скоростью, приближающейся к скорости электронного сигнала, практически свободно от ограничений, связанных с территорией, откуда он послан, в которую он послан или через которую он проходит», — писал З. Бауман в своей книге «Глобализация. Последствия для человека». Глобальные рынки теснят национальные, экономическая (а следовательно, социальная, политическая и идейно-культурная) зона национального государства сокращается. Само государство подрывается как «сверху» (наднациональные союзы типа ЕС, транснациональные корпорации), так и снизу (регионы, локальности). Специалисты говорят о «рассеивании», «проржавении» или даже о постепенном отмирании государства, о приходе ему на смену «регион-экономик», т. е. зон (или скорее точек) ускоренного роста и благосостояния — за счет тех, кто остается вне этих точек глобального мира, кого в этот мир не допускают, а локализуют в «местах проживания».

В такой ситуации, повторю, государство оказывается далеко не единственным агентом глобального передела. У него есть как легальные конкуренты, так и нелегальные, например, криминальные сообщества (те же наркокартели), которые, по сути дела, приватизируют власть и либо вытесняют государство, либо выполняют те функции, которые оно не в состоянии выполнять.

Более того, в обострившейся глобальной конкуренции даже легальные структуры (государства, ТНК) в борьбе друг с другом используют как нелегальные методы, так и нелегальные структуры. В результате грань между легальной и нелегальной сферами стирается, становится пунктирной. Это очень хорошо видно на примере «опорных колонн» современной глобальной экономики: нефтебизнесе, наркобизнесе, торговле оружием, торговле драгоценными камнями, порнобизнесе, проституции. На уровне «очень больших денег» грань между легальным и нелегальным, по сути, исчезает. Таким образом, то, что именуют «криминализацией», «международным терроризмом», на самом деле представляет собой процесс разложения одной системы и формирования новой. В последний раз Запад переживал такой период (условно) в 1453–1648 гг. Похоже, мы вновь оказываемся на переломе или, как сказал бы французский историк Бродель, наблюдаем резкий случай Пересдачи Карт в Истории — побеждает тот, кто ухватит «козыри».

В борьбе за «козыри» новой эпохи старый (по форме) терроризм приобретает новое содержание и новые функции. Он преследует не столько политические, сколько экономические («коммерческие») цели, становясь средством передела и одновременно оргструктурой последнего.

В мире высоких технологий именно небольшие организации приобретают преимущество в борьбе, особенно на ограниченном пространстве или за него. «Мы находимся в начале (эпохи — А. Ф.) тирании воинствующих меньшинств. Чем больше людей скапливается в городах по всему миру, тем уязвимее эти города перед лицом безответственных политических организаций», — писал Дж. Ростон.

Хочу напомнить, что глобализация — это процесс создания не однородного и единого глобального пространства, а системы взаимодействующих точек (локусов, «пойнтов»), из которых исключено до 80 % мирового населения. Захватить такие точки (например, Кувейт) теоретически легче, чем целое государство. Поэтому борьба/ война в глобальном (а точнее, глокальном — есть уже такой термин) — это борьба за контроль над несколькими сотнями точек, разбросанных по всему миру. Терроризм — одно из средств в этой борьбе. Причем это касается не только отдаленной периферии (Колумбия, Заир, Таджикистан), но и крупнейших городов Запада.

Как я уже сказал в самом начале, в форме «третьей волны» терроризма мы имеем дело с принципиально новой формой войны, адекватной постиндустриальной, энтээровской эпохе — всемирной войны.

Если мировые войны велись за гегемонию в мире (точнее, прежде всего в ядре капиталистической системы) двух государств, если в глобальной (холодной) войне борьба шла между двумя системами (моделями, проектами) планетарного устройства, то всемирная война — это не война-целостность, а война-совокупность локальных конфликтов за ставший возможным в постиндустриальную эпоху точечный передел мира.

Россия оказалась на одном из (хотел сказать «фронтов», но это было бы не точно, у всемирной пуантилистской войны фронтов быть не может — это война без фронтов, с одними флангами) направлений такой войны (Чечня). В такого рода войнах мир сталкивается с силами, которые сам же этот мир (и Россия в виде СССР) выкармливал в 1950–1980 гг., силами (например, в арабо-мусульманском мире), которые были порождены воздействием мировых процессов, усиливавших бедность, неравенство и несправедливость и которые теперь возвращают эту несправедливость в форме, например, исламского фундаментализма. «Ступай, отравленная сталь по назначенью», как говорил один поэт? Нет, скорее, как говорил Блаженный Августин: «Наказания без вины не бывает».

Чтобы побеждать в пуантилистской войне, нужно хорошо понимать и знать природу и логику становления нового мира. Знание действительно сила, и пока, к сожалению, мир меняется быстрее, чем мы понимаем его. В немалой степени потому, что до сих пор живем мифами, от которых нужно избавляться. Это и миф о «конце истории» и наступлении либерального рая, миф о победе рыночной экономики в России, миф о столкновении цивилизаций. На самом деле никакого столкновения цивилизаций нет, есть столкновение различных интересов, борьба за пропуск в новый постиндустриальный мир. Знание в этом мире и знания об этом мире играет огромную роль. Понимание современного мира и наше самопонимание, это, помимо прочего, вопросы нашей национальной и культурно-исторической безопасности. Войну за советское наследство мы в 1989–1999 гг., т. е. между Мальтой и Косово, проиграли. Теперь на кон поставлено русское наследство. Для того чтобы не проиграть ее, необходимо интеллектуальное превосходство над противником — «кто предупрежден, тот вооружен».

И. М. Ильинский

Между прочим, генерал Шебаршин сразу после взрыва опубликовал большую статью, кажется, в «Независимой газете», в которой говорил о том, что это совсем не просчеты спецслужб, а их работа. Надо заметить, что это бывший руководитель разведки КГБ. Его мнению можно доверять.

А. А. Зиновьев

Добавлю. Я был вне всех этих организаций. Но, прожив 21 год на Западе, имел возможность изучать, что делал Запад для того, чтобы разрушить Советский Союз, советскую социальную систему и т. д. Я убедился полностью в том, что спецслужбы Запада особых промахов не делают. Они сейчас достигли такого состояния, что могут предусмотреть любой исход дела, и так или иначе используют его. Большинство тех событий, которые «случались» в Советском Союзе, ими заранее планировались. На Западе об этом было известно заранее.

Как возводили на русский престол Горбачева? Они говорили за год до этого. Один сотрудник ЦРУ сказал мне: «Подожди, Александр (он был моим переводчиком), скоро мы посадим на русский престол нашего человека».

Августовский путч. Они за два месяца знали, как он готовился. И так далее.

И. М. Ильинский

В брошюре я цитирую прессу: «В июне 2000 года, отчитываясь перед Конгрессом, специальная комиссия сформулировала новую угрозу по терроризму». Цитирую: «Отныне терроризм будет стремиться сокрушить супердержаву на ее собственной территории, и эти акты будут сопровождаться все большим числом человеческих потерь». Это 2000 год. За год до 11 сентября. И еще раньше в рассекреченном меморандуме Клинтона делались примерно такие же прогнозы. Конечно, это не доказательство «руки спецслужб». Утверждать это никто не может. Но они многое знали и прогнозировали. И говорили об этом в Конгрессе. И «вдруг»...

А. А. Зиновьев

Слово имеет Дворянкин Сергей Владимирович — доктор юридических наук, начальник научного отдела факультета информационных технологий Московского института МВД РФ.

С. В. Дворянкин

Сегодня мы говорим о таком емком понятии, как терроризм. О многом было сказано. Я записал такие понятия, как «бытовой», «криминальный», «физический», «духовный». Но в заголовке темы нашего обсуждения стоит международный терроризм.

Что такое терроризм международный? Наверное, это тот терроризм, который как бы пересекает границы и действует на разных территориях. Можно к этому понятию отнести действия террористов при поддержке международных организаций. Когда члены террористических сообществ находятся и действуют в разных странах, в разных государствах. Новое направление информационного противоборства можно обозначить как информационный терроризм. Сегодня наш коллега Анатолий Семенович поднял эту тему, и в выступлениях многих товарищей, в том числе и у Игоря Михайловича прозвучало — компьютерные технологии как инструмент борьбы. Надо понимать, что сейчас к компьютерным технологиям как к инструменту борьбы относится не только традиционная технология обработки текстовых данных, но и обработки аудио- и видеоинформации, вообще любой информации независимо от формы ее представления. Информационное оружие можно рассматривать как внедрение вирусов, нарушение безопасности связи, нарушение работы различных телекоммуникационных систем, логические бомбы, дезинформация и фальсификация сведений и данных. Наверное, у большинства людей, в том числе у меня, когда мы наблюдали разрушение Нью-йоркских небоскребов, сложилось впечатление, что идет показ нового боевика.

Мы все знаем о достижениях в области цифровой обработки при помощи компьютерных технологий. На вооружении США имеются станции голосовой дезинформации, которые применяются в ведении воздушных боев, когда блокируются переговоры авиадиспетчеров, а потом от их имени, их голосами выдаются ложные цели и указания. И в частности, рекомендации по использованию такого рода станций голосовой информации, как они были описаны в соответствующих журналах. Сейчас изучаются материалы по катастрофе наших самолетов «Витязей», которые летели из Индонезии и врезались в гору в Камране. Вполне возможно, что такого рода станция и была применена.

Еще одна цель или новое качество информационного терроризма, на которое хотелось обратить внимание, — это нанесение вреда жизни и здоровью личности и общества. Примеры? Несколько сотен детей в Японии попали с психологическими и физическими расстройствами в больницу после просмотра серии мультфильмов. В США криминальные элементы проникали через компьютерные сети и блокировали работу компьютерных устройств, контролировавших работу сердца свидетеля.

Что еще появилось нового? Скажем, воздействие аудиоинформации и акустических сигналов на физическое состояние человека. Если не вдаваться в детали: при прослушивании определенного рода обработанных музыкальных программ введенные определенные резонансные частоты воздействуют на внутренние органы человека и позволяют добиваться двух разных вещей: либо активизировать, скажем, работу памяти, либо, наоборот, дезактивизировать работу, скажем, печени или сердца и через определенное время сделать человека калекой на всю жизнь.

О таком приеме, как зомбирование, нацеливание человека на выполнение каких-либо определенных действий, сегодня говорили. Это, конечно, ближе к духовному терроризму. И тут информационные технологии внесли свой печальный вклад. Вы, наверное, знаете, что в ряде супермаркетов на Западе играет фоновая музыка и на подсознание действует рефрен: не укради, не укради. Действительно, число мелких краж в такого рода магазинах уменьшилось. Правда, когда в России пытались применить эту технологию, коммерсанты сказали: «Нельзя ли сделать наоборот — купи, купи, купи».

С помощью сетевых компьютерных игр можно различного рода комбинациями цветовых гамм воздействовать на психику ребенка, а после этого спросить у него код квартиры или номер кредитной карточки родителей. Сейчас в большом количестве развиваются так называемые школы психологических тренингов, где такого рода аудио- видеосигналы используются, на мой взгляд, для кодирования людей на выполнение тех или иных действий. Подобных организаций сейчас плодится все больше и больше.

И четвертое направление, которое хотелось бы выделить, — это публикация сведений, способствующих проведению террористических актов, о чем О. М. Хлобустов уже говорил. В Интернете без труда можно найти, как смастерить бомбу или провести какую-то террористическую операцию.

Что делать? Пока выход только один — профилактика информационного терроризма. Надо поднимать роль средств массовой информации, просвещать людей, предупреждать их.

А. А. Зиновьев

Слово имеет Постольник Виктор Алексеевич — заместитель начальника кафедры административного права Московского института МВД России, полковник.

В. А. Постольник

Я нахожусь под впечатлением от многих выступлений и благодарен предоставленной возможности встретиться с гуманитариями, которых объединила сегодня мысль об одной из важнейших проблем.

Я не ученый, не философ, не историк. Я — практик, я — «мент». Руковожу «ментовской» кафедрой, и для меня эти проблемы на протяжении 40 лет возникали не раз, поскольку приходилось решать вопросы профилактики преступлений террористического характера.

Мне импонирует точка зрения, что XXI век — это пустыня, пока еще не заполненная ничем, кроме песка. Человечество вступает в новый мировой порядок, проблемный и неизведанный. На международных конгрессах и встречах нас подвигают к тезису, что мы вступили в фазу международного терроризма. Во всех средствах массовой информации говорят, что мы ведем борьбу с международным терроризмом.

Как предотвратить новые угрозы человечеству и всей цивилизации в наступившем XXI столетии? Страны обладают сегодня чудовищными технологиями, которые, окажись они у преступников, террористов, могут причинить ущерб человечеству значительно больший, чем обычная война...

Биотерроризм. Возможность химической и биологической акции представляется весьма реальной. Это гораздо проще и дешевле, чем атака самолетов. Заразить воду, продукты питания проще всего.

А. А. Зиновьев

Поскольку было несколько ссылок на выступление Игоря Михайловича Ильинского, я даю ему слово.

И. М. Ильинский

Меня очень смущает не раз прозвучавшее заявление о том, что сегодня не время заниматься дефинициями, теоретическими изысканиями, а время действовать. На мой взгляд, это глубокое заблуждение. Как известно, нет ничего практичнее хорошей теории. Миф существует только до той поры, пока нет знания. Что такое солнечное затмение? Когда-то Солнце было предметом поклонения, потому что не знали, как устроен мир, в чем сущность солнечного затмения. А она в том, что Луна закрывает Солнце. Все. Теперь этому явлению не надо поклоняться, в нем нет ничего сверхъестественного.

Это очень легкий вариант — объявить терроризм мифом. Тогда что такое сотни террористических организаций? Что такое взрывы, угоны самолетов, диверсии? Разве это миф? Это реальность. А 20 млрд. долларов, которые «крутятся» в системе международного терроризма как сферы бизнеса, — это что, миф? И так далее.

Конечно, можно принять как данность существующие десятки и сотни определений терроризма, создавать бесконечное количество новых. Каждый из здесь присутствующих может дать по одному определению, не сходя с места. Это не самое сложное дело, если у человека все в порядке с логикой, если он знает предмет. Можно объявить, что мы сегодня говорили-говорили, но ни до чего не договорились. Согласились с тем, что терроризм — это миф, и ничего определить нельзя. Это неконструктивно. Тогда наука просто не нужна. На самом деле все возможно[1].

Если подойти к проблеме философски, то уже сейчас мы с вами могли бы без особого труда сделать вывод о том, что определение международному терроризму дать можно. И дали бы его. Такой задачи мы не ставили, но это возможно. Любое социальное явление многоаспектно, многогранно, многоуровнево. Любое, даже самое простое. Но есть явления более сложные, и менее сложные. Определение понятия есть выявление сущностных признаков, а среди них, этих сущностных признаков, которых множество, есть основные. Я говорю это не на ходу. Это доказано. И те, кто занимался проблемами такого рода, знают это. Иначе говоря, в определении международного терроризма можно выделить 5–6–7–8, но ограниченное количество этих самых основных сущностных черт, которые и составят сущность данного явления. Для чего это надо? Для того чтобы не путали элементарную преступность, обычную уголовщину с терроризмом, не сводили сложное к простому, многогранное явление к одной его стороне и т. д. Чтобы не находили такого легкого выхода из положения, когда террор объявляется методом терроризма. Извините, но террор — это корень слова «терроризм». Вообще, сначала есть слово, имя существительное, оно имеет совершенно определенный смысл. «Террор» в переводе — это страх, ужас. А вот потом оно приобретает различные «измы». Вы этак запросто перевернули все с ног на голову, говоря военным языком, генерала разжаловали в капитаны, а может, в лейтенанты. Имя существительное, вокруг которого кипят все страсти, главное слово — «террор». Это слово — гнездо, ядро всей системы знаний, которые вокруг него образуются.

Тому, кто пытается дать терроризму определение юридическое, надо сначала найти философскую, социально-философскую основу этого понятия. А если вы, не понимая сущности явления, запросто мастерите какое-то понятие и потом начинаете им оперировать, это ошибка, это опасно. Ибо потом такое понятие появляется в политическом документе, в законе. По этим документам и законам начинает строиться практика, которая не может быть эффективной, так как строится на базе этого непродуманного, философски и логически не обоснованного понятия. Вот почему надо заниматься обязательно теорией, дефинициями. И никогда не останавливаться в этой работе. Даже в полевых условиях, с пистолетом или с автоматом в руках, голову отключать нельзя. Вот когда голова отключается, когда мы перестаем мыслить, тогда очень просто сказать: понять ничего невозможно, ребята, впереди пустыня!

В нашем Клубе мы просто не имеем права отказываться от дискуссии, от серьезного философского разговора. Это и есть наша работа.

А. И. Фурсов

Уважаемые коллеги, я думаю, что один из практических выводов нашего сегодняшнего заседания действительно заключается в том, что дефиниция — это серьезная вещь. Вне научной теории нет научных фактов, есть факты только эмпирические. Теория — это и есть система дефиниций.

Вторая вещь, которую я хотел бы заметить: когда мы говорим о мифологичности того или иного явления, скажем, и та же глобализация, и тот же глобализм, они могут рассматриваться и с точки зрения мифологии, и сточки зрения явления. В каком плане нынешний международный терроризм выступает как миф? Я хотел бы здесь не согласиться с Игорем Михайловичем. Когда нам говорят, что есть некая демоническая сила, некий единый международный терроризм, то это, конечно, миф, который заслоняет реальные вещи. Есть масса разных, несколько типов терроризмов, которые выполняют разные функции, и вот это уже не миф.

То же самое с глобализацией. Когда нам говорят: мир стал един, мир глобален — это правда. Но мир в то же время становится и локальным, потому что глобализация — это, помимо всего прочего, отсечение очень большой части мирового населения от «социального пирога». Это и локализация. Одни глобализуются, а другие локализуются на всю их оставшуюся жизнь, жизнь их детей и внуков. Поэтому не случайно появился термин «глокализация». Наш мир действительно становится для одних глобальным, для других локальным. Глобализация, да, явление реальное. Но, с другой стороны, это явление, по поводу которого возникает миф якобы о всеохватывающей глобализации. И это лишний раз говорит о том, что нужно вырабатывать понятия для меняющегося мира, потому что когда мир ломается, мы находимся на переломе. Здесь роль чисто теоретических исследований очень важна.

И. М. Ильинский

Вы правы, Андрей Ильич. Именно так я и понимаю международный терроризм: как реальное социальное явление, которое надо познавать методом науки; как мифотворчество в политических целях.

А. А. Зиновьев

У меня три кратких замечания. Прежде всего как профессиональный логик я могу сказать: определение (дефиниция) — это очень непростое дело. Речь идет об обработке целого комплекса понятий, и делается это в системе теории, построенной по правилам логики. К сожалению, вся социология находится фактически в донаучном состоянии. Речь идет о том, чтобы построить новую социологическую теорию, отвечающую условиям современности, и построить ее по правилам логики, методологии науки. Вот о чем речь идет. И то, что имеет в виду Игорь Михайлович, — это, разумеется, разовьется в систему определений, множества понятий; сюда войдут и классификационные принципы и все другое. Все понятия, которые вы употребляете, они туда должны войти.

Второе замечание как социолога. Я уже кое-что сказал по этому поводу. Без научного — в строгом смысле слова научного — понимания современной реальности никакие проблемы нельзя решить — ни теоретически, ни практически. Как социолог я утверждаю, что поток слов, который сегодня обрушивается на человечество, это словесная помойка, которая создается искусственно, чтобы оболванить людей. Идет грандиозное оболванивание всего человечества. Андропов перед смертью сказал: прожили 70 лет в советских условиях и не понимали, что такое советское общество. Не понимали. И до сих пор не понимают. Современное западное общество не понимали и не понимают. Хозяева западного общества всячески препятствуют этому. То, что происходит в России, то, что говорят о реальном Западе, — это все бред сивой кобылы. Все эти разговоры: рынок, капитализм и т. д. Я прожил на Западе 21 год. Изучал это общество без всяких идеологических препятствий. Нет там ничего подобного. Современный мир совсем другой. Чтобы понять, что он представляет собой, нужен новый поворот мозгов, нужна новая теория. На основе этой теории должна быть построена новая идеология. Не сделаешь ничего без новой идеологии.

Почему война в Косово не перешла на уровень «горячей» войны? Была бы ясная идеология, перешла бы. Наступила растерянность.

Мировой терроризм... Ведь Путин о нем сколько времени говорил. Никто его не слушал. Все только говорили: Чечня — это нарушение прав человека. А Путин все время говорил: мировой терроризм. Хотя это тоже вздор. Теперь за этот вздор сразу ухватились в Вашингтоне. Почему? У них есть идеология.

Кто изучал Америку, тот знает, что нужно для того, чтобы объединить американцев хотя бы на пять минут. 11 сентября появился такой шанс. Неповторимый. Не было бы этих террористических актов, нужно было бы выдумать что-то другое. Трудно поверить в то, что это случай. Трудно поверить в это. Появилось идеологическое обоснование этого события, против которого никто в мире не спорит. Так что проблема идеологии для России — это проблема первостепенной важности. Без теоретического, научного исследования, без выработки идеологии, адекватной современным условиям, мы ничего не сделаем. Я вижу задачу нашего Интеллектуального клуба в том, чтобы способствовать решению этой проблемы. Думаю, что сегодняшнее заседание Клуба сделало колоссально много для этого. По-моему, на редкость удачное заседание. Действительно, проблему охватили настолько многосторонне, внесли в нее (что в высшей степени важно) практический подход. Я очень много просматриваю всякого рода статей, книжек на эту тему, но, я думаю, что как мы сегодня на эту тему разговаривали, ничего подобного нигде еще нет.

Просьба ко всем участникам как можно быстрее представить свои тексты. Думаю, что мы очень быстро выпустим такой сборник.

Польза от этого будет.

* * *

На этом можно закончить. Хочу поблагодарить участников Московского института МВД за то, что приняли участие. Думаю, что содружество нашей Академии и вашего института может оказаться плодотворным в высшей степени.

И. М. Ильинский

Поблагодарим также работников Федеральной и Московской служб безопасности. И всех остальных тоже. Спасибо всем.